Наталия Вронская - Девичьи грезы Страница 10

— Быть может, она влюблена? — посмеиваясь, спросила Прасковья Антоновна.

— В кого это? — удивилась Лукерья Антоновна.

— В поэта или в князя, — ответила им Ксения. — Больше не в кого.

— Что за вздор, — покраснела Саша.

— Вовсе и не вздор! А если вздор, так не красней так и не молчи!

— Ах вот ты как? — Сестры уже входили в дом, и Саша дала волю своим чувствам: — Вот, значит, как?

— Ай! — воскликнула Ксения и побежала со всех ног вверх по лестнице, удивляя всех своим нескромным поведением. — Держите ее, она…

Но слова потонули в анфиладе комнат большого дома. Саша бросилась бежать за сестрой, и вскоре, веселые и запыхавшиеся, они упали на кровать в комнате Ксении.

— Уф! Здорово! — засмеялась Ксения.

— Вот, все-то тебе здорово, — проворчала Саша.

— А тебе все плохо! — упрекнула ее Ксения.

— И вовсе не плохо! Только не стоит такое говорить при всех.

— Такое, это какое? — приподнялась Ксения и посмотрела на сестру.

— Будто я влюблена! Я вовсе не влюблена!

— Ой ли?

— Да! Не влюблена. И не собираюсь, — твердо ответила Саша.

— Да? То-то ты так внимательно слушала стишки, которые плел тебе этот Дмитрий Иванович. Он нашептывает и нашептывает, а ты слушаешь и слушаешь…

— В конце концов, это бестактно! — оборвала сестру Саша. — И невежливо посвящать кого бы то ни было в домыслы подобного рода.

— Ух ты… Хорошо ты это сказала… — Сделала большие глаза Ксения.

— Издеваешься? — грозно спросила ее сестра.

— Да ни в жисть! — подражая присказки Маврушки, бывшей их няньки все детство и чуть ли не по сию пору, ответила Ксения. — Хочешь, побожусь? — продолжала она юродствовать.

— Не божись — это грех большой, — строго ответила Саша.

— Ну перестань! Хорошо, только не обижайся. — Ксения обняла сестру. — Просто ты иногда такая высокопарная, такая холодная, просто страшно делается… И как тебя не подразнить?

— Ах ты, коварная, — рассмеялась Саша.

— Больше не сердишься?

— Не сержусь…

Сестры развеселились и еще долго потом делились своими впечатлениями. А когда Саша ушла к себе переодеваться, то поняла, что Дмитрий Иванович очень нравится ей и занимает все ее мысли. Это был первый молодой человек в ее жизни, да к тому же еще и поэт. Сколько приятных минут он подарил ей своим разговором о поэзии и чтением стихов! Она почти уже была влюблена…

6

Странно! Мы почти что не знакомы —Слова два при встречах и поклон…А ты знаешь ли? К тебе влекомыйСердцем, полным сладостной истомы, —Странно думать! — Я в тебя влюблен!..

Анна вся извелась за прошедший день. Мать сказала ей, что в Летнем саду на прогулке они встретили князя. И девушка пожалела о том, что не пошла с кузинами и матерью гулять. Но тут же Прасковья Антоновна сказала дочери, что князь был приглашен на завтрашний обед, и Анна решила использовать эту возможность для того, чтобы вызвать Владимира Алексеевича на решительное объяснение. Но план ее не удался. Анна так и не смогла улучить подходящего момента для разговора с князем наедине. Он был необычно сдержан и после обеда тотчас откланялся. Она не могла понять причины такой его холодности.

А все объяснялось очень просто: Дмитрий Иванович Багряницкий, также приглашенный на обед, не отходил от Саши. По крайней мере, Владимиру, уже влюбленному, хотя еще и не вполне догадавшемуся об этом своем чувстве, казалось, что Багряницкий был будто привязан к Саше. Это чрезвычайно портило ему настроение, и он не в состоянии был обращать внимание на кого-нибудь еще.

Поэтому он был сдержан, строг, безукоризненно вежлив, но холоден, что и лишило возможности Анну говорить с ним приватно.

Итак, князь откланялся, а поэт остался. Анна, раздраженная тем вниманием, что Багряницкий оказывал Александре и Ксении, хмурая и бледная, ушла к себе, снова сославшись на головную боль. Своим демонстративным уходом она немало позабавила Лизу и Ксению, которые читали по ее лицу, как по открытой книге. Саша же ничего не заметила, потому что была исключительно увлечена беседой с Дмитрием.

Багряницкий был весьма обаятелен, читал стихи, рассказывал забавные анекдоты и светские новости, почерпнутые в блестящих гостиных, где его принимали, и полностью очаровал не только девушек, но и Лукерью, и Прасковью Антоновну.

Словом, когда поэт покинул гостеприимный дом, то его персона была подвергнута тщательному и доброжелательному разбору и было единодушно признано, что более милого и очаровательного молодого человека трудно будет сыскать.

— Однако князю Владимиру Алексеевичу он уступает, — отметила Прасковья Антоновна, — Вы как хотите, но первенство я отдаю князю!

— Несомненно, как более старому знакомому и более преданному другу, — сказала Лиза.

— Отнюдь нет, моя дорогая, — отвечала ей матушка. — Есть в князе нечто такое, что ставит его выше других молодых людей. Я затрудняюсь определить, что именно.

— Я бы сказала, — вдруг начала Саша, — что князь Владимир Алексеевич такой человек, которому можно довериться в любом деле. Он не уронит ни своей чести, ни чужой.

— Ты права, племянница, — поддержала ее Прасковья Антоновна. — В деревне о таких людях говорят: «надежный» или «основательный».

— Бедный князь, — рассмеялась Лиза. — Он подвергнут у нас такому разбору! Хотя не могу не согласиться с вами.

— А вы заметили, как странно он себя нынче вел? Как был сдержан и строг? — спросила Ксения.

— Да, верно. Однако у него, быть может, какие-нибудь дела. И он думал о них сегодня, — сказала Лукерья Антоновна. — А мне Дмитрий Иванович, надо сказать, тоже понравился, — прибавила она вдруг. — И как остер на язык!

— Да, и стихов прочел множество и повеселил всех, — сказала Прасковья Антоновна. — Он чрезвычайно мил.

— Да, очень мил! — с энтузиазмом поддержала тетку Ксения. — А ты что думаешь? — обратилась она к сестре.

— Да, мне он тоже понравился, — улыбнулась Саша.

— Но я не советовала бы вам, племянницы, пока слишком увлекаться им, — сказала Прасковья Антоновна. — Он хоть и дворянин, но не достаточно богат. Семья у него большая — помимо него еще и сестры есть. Он, быть может, талантлив, но эта добродетель в свете не принята. Хотя он служит и на хорошем счету у начальства, но несколько простоват и слишком мягок. Сдастся мне, что им легко помыкать.

— Разве это плохо, когда муж мягок характером? — спросила Ксения.

— Может, и нет… Но не думала ли ты, что, коль скоро ты легко им сможешь помыкать, — отвечала тетушка, — то так же легко им смогут помыкать и другие? Разве такой муж будет надежной защитой в жизненных неурядицах? А ну как его матушка и сестрицы против тебя станут? Оборонит ли он тебя от их гнева и придирок?