Светлана Беллас - Габи Страница 10

На улице Андре и Шарль хлопками по плечу поприветствовали друг друга. Андре нагнетая интерес Шарля, начал, как говорится, рубить с плеча, с пеной у рта, сказал, – Ты, представляешь! У нашего любимого, появилась новая пассия! Шарль был весь во внимании. Разговор казалось, попахивал очередной сенсацией, ведь она обещала быть остренькой и о ком? О самом Гюго! Андре стучал тростью по носку своего башмака, на что Шарль обратил внимание, съязвив, сказал, – Что, никак развод получил от него? Вытри, с губ… Он не договорил, Андре начал ладонью вытирать свои губы, не понимая, что на них может остаться. Шарль криво усмехнулся, глядя с безразличием на обеспокоенность Андре, сказал, – Да нет там ничего кроме слюней, успокойся! Право, как баба! Ну, давай вытряхивайся, опорожняй свою суть! Андре на него недовольно и зло посмотрел, при этом пробубнил, – А, что сразу, моя суть? Я абсолютно не о своей сути? Есть и по – крупнее лица в мире сие! Месье, например, как Виктор! У Шарля загорелись глаза при упоминании Гюго, он впился взглядом, настаивая, сказал, – Ладно не томи, говори, уже! Андрей оставил в покое трость, опираясь на нее, многозначительно сказал, – Ой, как пробило, однако Вас, Месье Сент – Бёв! С интересом глядя на него, с иронией произнес, – С чего бы, Вас так заинтересовало, а? Шарль темнее в лице, зло бросил в глаза, – Не меня одного, как вижу. Давай, выкладывай! Андре, стал, как заведенный, говорить, – Представить себе не можешь! Девка! Цыганка! Он показал на себе формы ее живота, – О! Так, что еще один Гюго, вот– вот на выходе. Он закатил вверх глаза, с сарказмом, – О, Боже! Кажется, что он второй Чингисхан! Решил план по селекции «ЧЕЛОВЕЧЕСТВО – мои дети» сделать. Сколько их, уже по Парижу и окрестностям бегает? Гигант! Гигант во всем. Шарль посмотрел на Андре, подчеркнуто, сказал, – Тебе виднее! Гигант он или нет? Андре залился краской. Он вспылил, – Да, Гигант! И может и хочет! Соизмерил Шарля, с ехидством сказал, – Не то, что некоторые! Не то, что мужики бегают от них, но и бабы. Те сразу в обморок падают, чтобы не упасть низко с ним. Ни то, ни сё! Кроме, как роли «рваной жилетки» таким не отведено. Теперь залился краской Шарль, ему было и обидно и стыдно. Он стал выпытывать, – Ну и как, та цыганочка, хороша, или? Андре, сразу почувствовал вдохновение рассказчика, затрещал, как сорока, – Ну, опять, же для начала! Она не цыганка! Это я так с бухты-барахты ляпнул. Она, что ни наесть венгерка. Из Трансильвании. Красавица! Качая головой из стороны в стороны, сопоставляя свои мысли, раскладывая их по полочкам там, же, произнес, – Формы конечно немного в расплывчатом виде, но хороша! Он собрал в пучок пальцы, чмокнув, сказал, – Персик! Наливной! Вся из себя, а главное! Дитя! Лет 15, не больше на мой взгляд. Язвительно, добавил, констатируя, – Вот, что значит, женился рано. Не нагулялся, стало быть. Девочек не много через него прошло, план теперь выполняет, чтобы было, что на старости вспомнить, а то ведь писал по молодости, по глупости одни фантазии и причуды. Сражая наповал Шарля, добавил, – Ну, что ему могла дать его, Адель Фуше? Он ее и не любил никогда, так по молодости, хотел стать в ее глазах мужчиной. Он и поэт! Решил блеснуть своей самодостаточностью перед девушкой, которая на тот час больше отдавала предпочтение Эжену, его брату. Ромео и Джульетта. Родители сказали, родители сделали. И быть по сему! Та любить до гроба обещала одному, а вышла замуж за другого. Не мудрено, что в день свадьбы была ссора, если не сказать раздор! Брат на брата пошел в аллюр! И из-за кого? Андре, как победитель, раздавливая Шарля взглядом, зная, что тот не столь ровно дышит полной грудью к прелестям Адель Гюго, сказал, – Нравы! Нравы! Помнится, на следующее утро после этих разборок, Эжен лишился рассудка. Я бы от нее не сходил с ума. Шарль стоял, молча, щеки были бардовыми, глаза от злости налились кровью. Короче, просто, Гюго попал в русло нового времени, и не кто-то, а сам Шатобриан его возносить начал. Нам бы, вам! Не дождемся! Только и стоим, чужую славу, да чьи-то успехи обсуждаем, да критикуем. Он с вызовом посмотрел на Шарля, с пафосом сказал, – А, Судьи? Критики – кто? Он сам ответил на этот вопрос, глядя на раздавленного Сент – Бёва, торжествуя, – Каждый из них никто! «Мыльный пузырь!» Что надувается до определенного размера и все, лопается на глазах, подтверждая, что он, «мыльный пузырь», что ни на есть пустое место, сам, же ничего толком, так и не сделал. Шарль, выслушав до конца, скрипя зубами, развернулся и пошел, молча, обратно в таверну. Андре торжествовал, он отомстил за свое достоинство многим и во многом. Глаза засияли, день казался, еще теплее, а солнце сияло еще ярче. И вообще жизнь – прекрасная штука. Он вальяжно шел вдаль по улице, насвистывая мелодию и размахивая тростью, игриво, на что обращали внимание ротозеи и зеваки, кишащие летним днем в перенаселенном Париже, на него смотрели с любопытством со стороны достойные и недостойные по своему статусу, прохожие. Он был в данный момент по-своему, как никогда счастлив.

ХII. АДЕЛЬ

Она лежала на большой кровати в белом пеньюаре и чепчике, в муках принимая рассвет. Он так сегодня и не пришел ночевать. Ее муж, Виктор Гюго. Это, уже вошло в привычку, забывать про еще, столь молодую жену, которая мечтала о любви, о страстных поцелуях и крепких объятиях. Но они были редкими, лишь по случаю гонораров, когда он заваливался в полупьяном виде и одаривал жену и детей – Леопольдину, Шарля, Франсуа, крошку Адель. Сняв с себя чепчик, бросив его на постель со злостью, она в отчаянии крикнула, – Я не старуха! Растрепав свои каштановые волосы, плашмя упала на подушки и зарыдала, ей было обидно до боли, ведь так красиво казалось ей в том, еще недавнем прошлом, когда за ней ухаживал Эжен и просто бегал, не давая ей прохода, он, Виктор, так рьяно добивался ее, состязаясь во всем со своим братом. Помнится…

Она привстала на кровати и посмотрела вдаль, ласково светило солнышко, россыпью забрасывая косые лучи через приоткрытое окно в комнату, по лицу скользнуло подобие улыбки. Да, помнится…

Тогда в прошлом, Он, Виктор был пылким и страстным. Наедине, на ходу читал, только, что им выдуманные стихи, в которых идеализировал ее, Адель, девушку, в которую, как он утверждал, был влюблен с пеленок. Ей нравилось внимание юношей, даже, где-то, как-то вздыхала по Эжену. Это злило Виктора, и он все средства прикладывал, чтобы завоевать ее, отбить от брата. В нем была характерная черта собственника. Он ревновал ко всем, даже к ее дяде, тот имел дурную привычку чмокнуть раз, другой Адель при встрече, наверно, этим подзаряжал себя, черпал от нее молодость, считая себя по-прежнему молодым и красивым, каковым слыл, еще лет 10 назад. Она редкий раз, если не позволяла ему это сделать при посторонних, отмечая про себя, – Что от нее не убудет, скорее, оставит ее в покое, не будет пристрастно смотреть на нее, как «мартовский кот», так обычно и было. Виктора, да впрочем, и Эжена, это злило и бесило. Виктор тогда был страстным, пылким до навязчивости. Адель было безразлична к романтике, тем более, ее всегда окружали поклонники, как юноши, так и зрелые мужчины. Они привыкла к вниманию, от этого стала ленивой, долго спала, это злило ее мать, которая за всем следила в доме, ей хотелось выдать замуж дочь. Как она говорила дочери, – Надо выбирать тех, кто тебя любит, как собственник и кто сможет содержать. Она при случае намекала о женитьбе и Виктору, провоцируя его на столь важный шаг, винила его мать, что так противилась их браку с Адель, считая ту взбалмошной, пустой, ленивой. Хотя для постороннего глаза, она была и воспитана, умна и хозяйка. Но, как не ей матери знать девочку, что росла на глазах. Она отговаривала от нее и Эжена и Виктора, видя, что она является, той соринкой в каждом глазу. Адель поссорилась с Эженом, дала обещание выйти замуж Виктору. Он сходил с ума от счастья. Писал ей письма в стихах, писал ее портреты, наброски. На радостях просил руки у супругов Фуше. Софи Гюго, мать, слышать не хотела, тем более деньги из семьи тогда бы ушли в ту семью. Мать нервничала, семье грозил распад, она получила удар (инсульт) и умерла. Гюго потерял близкого человека, что так любила и заботилась о нем, подставляла соломинку, где только было возможно. Отец, генерал Гюго, был счастлив породниться с семьей Фуше, иметь такую невестку, которой он не редко хлопал под зад, она, же лишь мило улыбалась, ей это казалось забавным, тем более что в детстве она в него влюблена, ведь он был идеал мужчины – красивый, смелый, бравый, ловелас. После похорон матери у семьи Софи Гюго не было лишней копейки за душой, но кажется, именно тогда понесло течение В. Гюго, он попал, как говорят в струю. Блажь старого короля Людовика. И быть посему! Дать Гюго, одному из немногих, пожизненное содержание в 1200 франков, в память уходящего в закат, КОРОЛЯ, как-то означить, пусть, столь приятным порывом, отметить монархически настроенных поэтов, знаками королевского внимания, их поддержать. Гюго получил желаемое – согласие Адель, славу и деньги. Его сборник стихов просто взорвал общественное мнение, опека Короля, дала тот резонанс, что он стал в центре внимания. Доход от сборника воздался сторицей, он был втрое больший, нежели ожидали, как он, Адель, супруги Фуше. Свадьба была – желаемой. К ней готовились все, кроме Эжена.