Жорж Оне - Серж Панин Страница 10

— Ну, что? — сказал робко Кейроль, увидев перед собой госпожу Деварен, молчавшую и сосредоточенную. — Я с удовольствием вижу, что вы менее взволнованы: мадемуазель Мишелина, вероятно, привела вам хорошие доказательства.

— Хорошие доказательства! — вскричала госпожа Деварен с суровым жестом последней молнии от разразившейся бури. — Она плакала, вот и все. А вы знаете, что когда она плачет, я не знаю, что говорю и что делаю!.. Она все во мне перевертывает своими слезами. Поймите, она хорошо это знает! Ах, великое несчастье слишком любить своих детей.

Эта стойкая женщина, побежденная и сознававшая свою вину в том, что дала себя победить, погрузилась в глубокие размышления. Она забыла, что Кейроль был тут. Она думала о будущем, которое приготовила для Мишелины и которое последняя беззаботно разрушила в одну минуту. Сирота Пьер сделался бы настоящим ее сыном. Он жил бы в доме, окружил бы ее старость заботами и вниманием. К тому же у него столько достоинств, что он впоследствии достиг бы самого блестящего положения. Она ему помогла бы и радовалась бы его успехам. И все эти планы были разрушены появлением Панина на дороге Мишелины. Этот чужеземный искатель приключений, может быть, князь, но кто знает его? Лгать легко, когда доказательства лжи нужно искать только за границей. И вот ее дочь влюбилась в такого красавца, который добивался только ее миллионов. Ей следовало предвидеть, что этот человек, войдя в ее семью, украдет любовь Мишелины и опустошит до дна ее кассу. В эту минуту она смертельно ненавидела Панина и обещала сделать все на свете, лишь бы ненавистный ей брак ее дочери не состоялся. Она была выведена из своего размышления голосом Кейроля, Последний ожидал решения, чтобы передать его князю. Что следовало ему сказать?

— Вы передадите этому господину, — сказала госпожа Деварен, — чтобы он не искал больше случая встретиться с моею дочерью. Если он добросовестный человек, пусть поймет, что даже его присутствие в Париже стеснительно для меня. Я прошу его удалиться, и тогда я обещаю дать ответ.

— Позволите ли вы мне надеяться, что не станете сердиться на меня за исполнение поручения?

— Да, но с условием, чтобы ни одно слово из того, что произошло здесь сегодня утром, не было пересказано вами тому, о ком шла речь. Никто не должен подозревать, о чем вы ходатайствовали передо мной.

Кейроль обещался молчать и сдержал слово. В тот же вечер князь Панин уехал в Англию.

Такая женщина, как госпожа Деварен, решала быстро. Она взяла лист бумаги, перо и своим крупным почерком написала Пьеру следующие строки:

«Если ты не хочешь при своем возвращении найти Мишелину замужем, то выезжай немедленно».

И она послала это грозное письмо молодому человеку, который был тогда в Триполи. Сделав это, она опять принялась за свои дела, как будто ничего не случилось. Ее бесстрастное лицо ни разу во время этих трех недель не выдало ее сердечной тоски. Срок, назначенный князю госпожой Деварен, пришел к концу в это самое утро. Суровость, с какой был принят посланец из военного министерства, была признаком волнения, овладевшего матерью Мишелины при необходимости принять то или другое решение. Вот уже 8 дней каждое утро она ждала прибытия Пьера. Теперь, находясь между необходимостью дать ответ князю, согласно со своим обещанием и желанием видеть того, кого она любила, как сына, заглянуть ему в душу и там почерпнуть новую силу для борьбы против князя, она совсем терялась. Она думала уже о том, чтобы просить у князя новой отсрочки, и потому-то нетерпеливо ждала прихода Кейроля.

Последний явился вовремя. У него был вид человека, имеющего сообщить любопытнейшие новости. Он показал госпоже Деварен взглядом на Марешаля, как бы желая сказать: «Я должен быть с вами один, отошлите его». Хозяйка поняла и с решительным жестом сказала:

— Вы можете говорить при Марешале. Он знает так же хорошо все мои дела, как я сама.

— Даже и то, которое меня привело к вам? — возразил Кейроль с удивлением.

— Даже это. Следует непременно, чтобы около меня был человек, с которым я могла бы об этом разговаривать, а без этого мне было бы совсем уж тяжело. Передавайте же ваше поручение… Князь?..

— Дело идет не о князе! — вскричал Кейроль с недовольным видом. — Приехал Пьер.

Госпожа Деварен шумно поднялась. Кровь бросилась ей в лицо, ее глаза засверкали, а на губах показалась радостная улыбка.

— Наконец! — вскричала она. — Но где он? Как вы узнали об его прибытии?

— Ах, боже мой, это вышло совершенно случайно: вчера я был на охоте в Фонтенбло и возвращался утром с курьерским поездом. Приехав в Париж, я встретился на набережной нос к носу с высоким молодым человеком с бородой, который при виде меня вскричал: «А, Кейроль!». Это был Пьер. Я узнал его только по голосу. Он очень изменился со своей чертовской бородкой и бронзовым цветом лица, как у африканца…

— Что вы ему сказали?

— Ничего. Он пожал мне руку… с минуту посмотрел на меня какими-то особенными глазами. На губах его был вопрос, который он не сделал, но который я угадал… Я боялся растрогаться и наговорить глупостей, но мы скоро расстались…

— Сколько времени прошло с тех пор?

— Почти час: я успел только вернуться домой… Там я застал Панина, который ждал меня. Он хотел почти насильно сопровождать меня. Надеюсь, вы не осудите меня.

Госпожа Деварен сурово нахмурила брови.

— Я не хочу видеть его в эту минуту, — сказала она, глядя на Кейроля с решительным видом. — Где вы оставили его?

— В саду, где теперь, наверно, и барышни.

Как будто для подтверждения слов банкира веселый взрыв хохота проник в комнату через открытое окно. Смеялась Мишелина. Она как бы вознаграждала себя за трехнедельную скуку вследствие отсутствия Папина.

Госпожа Деварен подошла к окну и посмотрела в сад.

Близ зеленой лужайки в больших бамбуковых креслах сидели обе молодые девушки и слушали рассказ князя. Утро было тихое, теплое, луч солнца, проникающий через шелковый зонтик Мишелины, освещал ее белокурую головку. Около нее Серж, согнув высокий стан, говорил с воодушевлением. Глаза Мишелины глядели на него нежно. Откинувшись в широком кресле, молодая девушка была совсем увлечена пленительным разговором. Ею овладело полное оцепенение. Все ее нервы как бы ослабли. Она отдалась тому нежному чувству, которое три недели тому назад было ей незнакомо. Около нее Жанна украдкой смотрела на князя, покусывая машинально потихоньку своими белыми зубами букет красной гвоздики, бывший у нее в руке. Тяжелые мысли сдвигали брови мадемуазель Серней, а ее красные губы, дотрагивающиеся до алых цветов, казалось, пили кровь.