Барбара Картленд - Святая и грешник Страница 10

Лишь в одном она была уверена: Просперу Уизериджу очень не понравились бы Китти, Хетти, Лотти и Кэро, как звали актрис. Он ведь, помнится, говорил, что театр – это ловушка дьявола для невинных душ и рассадник греховных помыслов.

– Надеюсь, что после моего пребывания здесь, – вслух произнесла Пандора, – он больше не захочет на мне жениться! Я в этом уверена!

Однако что подумают о ней тетя и дядя, когда узнают, где она сейчас находится?

– Если граф позволит мне остаться, я пробуду здесь до утра пятницы, – проговорила Пандора, – потому что если я возвращусь в епископский дворец раньше, то Просперу Уизериджу опять захочется на мне жениться.

И каким же он будет при этом лицемером и ханжой, как станет важничать! Но тут, словно одна только мысль о Достопочтенном Уизеридже могла его воплотить, открылась дверь и опять показалась Мэри:

– Меня просили передать, мисс, что внизу вас ожидает джентльмен!

– Какой джентльмен? – удивилась Пандора.

– Лакей сказал, что это пастор, мисс!

Сердце Пандоры испуганно сжалось! Сомневаться, кто этот посетитель, не приходилось, но она не ожидала, что мистер Уизеридж появится так скоро: ведь уже семь вечера и, значит, он вернулся в Линдчестер раньше, чем предполагалось, и, прочитав ее записку, сумел сегодня же добраться до Чартхолла!

«Ах, надо было предупредить, чтобы записку доставили только завтра утром», – упрекнула она себя, но – дело сделано и упреки напрасны!

Мэри торопливо привела в порядок вечернее платье Пандоры, которая, предусмотрительно переделав его из парадного туалета матери, взяла с собой как самое нарядное, а кроме того, было нечто закономерное и справедливое в том, чтобы появиться в этом платье именно в Чартхолле! Она хорошо понимала, что ее туалет может показаться слишком простым и старомодным по сравнению с пышными и колоритными нарядами актрис. Тем не менее сама эта яркая пышность была криклива и вульгарна и не понравилась бы родителям Пандоры. А на себя она даже не взглянула в зеркало – так неприятно была поражена известием, что внизу, около лестницы, ее ожидает Проспер Уизеридж.

Пандора застегнула на длинной шейке бархотку того же синего цвета, что и ленты на платье.

– Я должна спуститься в холл. Там еще кто-нибудь есть, кроме мистера Уизериджа?

– Вряд ли, мисс! Горничные жалуются, что дамы никогда не готовы вовремя со своими туалетами, а еще опаздывают потому, что очень долго красятся!

Пандора в нерешительности помедлила:

– Как ты думаешь, Мэри, можно попросить кого-нибудь из лакеев доложить Его Лордству о том, кто ко мне приехал?

– Да, конечно, мисс, лакей сообщит это камердинеру Его Лордства!

– И пусть он обязательно скажет, что приехал тот самый джентльмен, которому я послала записку.

– Доложу, мисс!

Но Пандора все еще колебалась: а вдруг граф, узнав о появлении мистера Уизериджа, тоже захочет спуститься в холл вместе с ней? Нет, нельзя быть такой трусихой, она ничего не боится, а кроме того, не стоит человека, пусть он даже кузен, но с которым она только что познакомилась, вовлекать в свои личные дела!

Высоко подняв голову, с тревожно бьющимся сердцем, Пандора медленно спустилась по главной лестнице, а со всех стен, с портретов на нее смотрели предки, словно хотели вселить в нее мужество.

«Да, помогите мне! – мысленно воззвала к ним Пандора. – Хотя и непонятно, почему я должна бояться человека вроде Проспера Уизериджа?»

Тем не менее она его боялась, и руки у нее похолодели.

– Я проводил вашего посетителя, мисс, в Малый салон. – Тон, которым дворецкий это сказал, свидетельствовал, что он учуял некоторые драматические обстоятельства и это его забавляет, почему Пандора с ледяным достоинством отвечала:

– Благодарю вас! Полагаю, что перед обедом гости соберутся в Серебряном салоне?

– Совершенно точно, мисс, – ответил дворецкий, и ей показалось, что он посмотрел на нее с бо́льшим уважением: оказывается, мисс знакома с порядками, принятыми в этом доме!

Он распахнул перед нею дверь Малого салона, той самой комнаты, которую всегда любила ее мать и где она часто принимала посетителей, когда дедушка был нездоров и не мог сам встречать гостей.

Проспер Уизеридж стоял, повернувшись спиной к мраморному камину, и вид у него был чрезвычайно раздраженный и воинственный. Да, он был так разгневан, что между выпученными, чересчур близко поставленными глазами залегла глубокая складка, а губы сжались в одну тонкую линию.

Пандора услышала, как за ней затворилась дверь, и усилием воли заставила себя медленно и с достоинством подойти к мистеру Уизериджу. Он остался неподвижен, ожидая, когда она к нему приблизится, а затем спросил, едва контролируя ярость:

– Вы что, сошли с ума? Зачем вы сюда явились?

– Как вам известно, я приехала в гости к своему кузену.

– Тогда быстро укладывайте вещи! Я немедленно отвезу вас обратно, – отрывисто заявил мистер Уизеридж.

– Мой кузен просил меня остаться и погостить два дня, что я и собираюсь сделать!

– Вы, насколько я понимаю, совсем потеряли способность здраво мыслить! Вы же прекрасно знаете, что дядя и тетя никогда бы не одобрили вашего поступка! Да и собственное чувство приличия должно подсказать, что это не тот дом, в котором вам можно остановиться!

– Этот дом когда-то принадлежал моему деду!

– Однако теперь его хозяином стал распутный повеса, и я не позволю вам пребывать в его обществе ни одной секунды!

– Но у вас нет никакого права препятствовать мне!

– Как ваш будущий муж, – начал было Проспер Уизеридж.

– Я никогда в жизни за вас не выйду! Позвольте мне заявить об этом самым категорическим образом здесь и сейчас, – перебила его Пандора. – Я не вышла бы за вас, даже если вы бы оказались единственным мужчиной в целом мире!

С минуту Достопочтенный Проспер Уизеридж молчал как громом пораженный. Он был человеком очень самовлюбленным и тщеславным. Столько женщин льстили и лебезили перед ним, поэтому он даже вообразить не мог, что Пандора, услышав брачное предложение, не упадет в его объятия благодарно и радостно!

– Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

Он так удивился, что в другой обстановке это лишь позабавило бы Пандору, но отнюдь не сейчас, когда ее сердце так отчаянно, так болезненно стучало в груди.

– Я за вас никогда не выйду! – решительно заявила она снова.

– Но если вы останетесь в этом доме, то вряд ли кто-нибудь опять предложит вам узы брака!

– Да, я это хорошо понимаю и понимала уже тогда, когда сюда ехала!

– Однако вы еще слишком молоды и невинны, чтобы понимать суть своих слов и поступков! – произнес Проспер Уизеридж так, будто и сам не мог уразуметь, что они означают.