Луиза Аллен - Замужем за незнакомцем Страница 10

— А когда мы тебя освободили, помнишь, в чем ты нас обвинила? В том, что мы оставили тебя на съедение огромным волосатым паукам, которые жили среди древних скелетов, висевших на цепях.

— Я так и сказала — о скелетах? — София решительно оттащила его от лестницы, ведущей в подвал, и закрыла туда дверь.

— Нет, ты не сказала: ты кричала, потом швырнула бутылку лучшего папиного портвейна в голову Дана.

— А ты ее поймал.

— Разумеется. — Они немного помолчали, как будто что-то недосказанное повисло в воздухе — намек на большее, чем детские проделки. Каллум спас портвейн, а главное — спас брата от серьезной травмы головы, а ее от последующих страданий и угрызений совести. — Раз ты мне не позволила обследовать подвал, я предлагаю тебе подняться осмотреть спальни.

— Зачем?

— Взглянуть и оценить, в каком они состоянии.

— Но в Веллингфорде ты не осматривал спальни.

— Мы оба решили, что тот дом нам не понравился, зачем тогда осматривать спальни? — Он склонил голову набок и смотрел на нее, будто изучая. — Ты мне не доверяешь?

— Нет, — честно прозвучало в ответ.

— Моя милая София, если бы я собирался здесь тебя соблазнить, я мог сделать попытку в гостиной на софе, на кухонном столе, где угодно.

— Разве это было бы удобно? — Необычные и будоражившие воображение картинки немедленно промелькнули перед ней, а он, приподняв темную бровь, уже шагнул к ней, но София предупреждающим жестом выбросила вперед обе руки. — О нет, ты не так понял мои слова. Это был не вызов. Хорошо, пойдем посмотрим, что там наверху.

Они вошли в огромную спальню. В центре стояла королевских размеров кровать под пологом, на четырех столбиках, из почерневшего старого резного дерева. Она была такая высокая, что забираться на нее надо было со специального стула.

— Ну и как тебе спальня? — Каллум остановился посреди комнаты, глядя ей в глаза.

— Она восхитительна, — призналась София, — я бы хотела для себя такую. Но не могу же я выйти за мужчину, потому что влюбилась в дом.

— Но это все-таки одна из причин, способных склонить чашу весов в мою сторону. Конечно, должны быть причины и более веские. Ты не разрешила бы мне тебя соблазнить в гостиной и на кухне, а как насчет спальни с такой внушительной постелью?

— Но ты же не станешь этого делать.

— Разве? — Он бросил перчатки и шляпу на комод и направился к ней.

— Но джентльмен не может так поступить. Он никогда не позволит себе соблазнить целомудренную леди. — Она старалась говорить спокойно, собрав все свое самообладание.

— Нет, если бы не собирался на ней жениться.

Она загородилась стулом, ухватившись за его спинку.

— Но я еще не согласилась на твое предложение.

— Верно. А как насчет поцелуя? Ты не против поцелуя, София?

— Пожалуй, не против, — храбро заявила она, и он растерянно моргнул, не ожидая такого ответа. — Не надо смотреть на меня так, будто ты потрясен. А если мне любопытно? Мне двадцать шесть, и меня не целовали по крайней мере в течение последних десяти лет. И перспектива поцелуя с красивым джентльменом, да еще таким опытным, меня заинтриговала.

— Ты всегда так прямолинейна?

— Надеюсь.

Конечно, это неприлично и неблагоразумно позволять Каллуму целовать себя. Ведь она даже не обручена с ним. Но все же ей этого хотелось, во всяком случае — последние часы.

Частично это было любопытство, как она уже призналась. Но и, конечно, сам Каллум привлекал ее. Несмотря на их легкую, хотя и двусмысленную перепалку, он был для нее закрыт. И не собирался открывать перед ней свою душу. Впрочем, София была уверена, что он станет хорошим мужем, и, если исключить моменты, когда ей хотелось его стукнуть, она чувствовала, что с ним будет легко. Может быть, дело тут в их общем детстве.

Закусив губу, она взглянула на застывшего в ожидании Каллума. Он терпеливо ждал, что она решит, — настоящий кот, подстерегающий мышь у ее норки.

— Может быть, мы устраним сначала это препятствие. — Он показал на шляпку, и она неловкими пальцами начала развязывать ленты. — Если ты собираешься замуж, то должна знать, что будущий муж захочет тебя поцеловать.

Она отвернулась, не находя слов и не зная, что ответить. Смелость ее исчезла, она чувствовала себя потрясенной настолько, что потеряла остроту зрения — так бывало, когда во время лихорадки у нее поднималась температура: его лицо было близко, но черты расплывались.

— Но если ты чувствуешь неловкость и передумала…

— Нет, я хочу, чтобы ты меня поцеловал. — Ока положила шляпку на комод. — Это всего лишь поцелуй. Немного преждевременно, но не то, чего стоит бояться. И это просто смешно — в моем возрасте не испытать настоящего поцелуя. Но этим и ограничимся.

— Я ждал, что ты это скажешь.

Она не успела понять, шутит он или, наоборот, серьезен, потому что он уже обнял ее и прижал к себе.

Глава 4

Это было необыкновенно приятное чувство — находиться в объятиях Каллума Чаттертона. Какая-то часть ее протестовала против такой близости с мужчиной, но было поздно, да и невозможно сопротивляться, оказавшись тесно к нему прижатой. Он приподнял пальцем ее подбородок, заглядывая в глаза. Что ж, она сама напросилась.

Он был необыкновенно хорош вблизи, еще лучше, чем она думала: теперь София близко видела красивые очертания губ, карие с зеленоватым оттенком глаза. Это был уже не хорошенький юноша, а красивый мужчина. Нос с горбинкой, волевое лицо с несколькими шрамами и легким загаром, который придавал его внешности некую экзотичность.

Он спокойно предоставил ей разглядывать себя, потом наклонил голову и прижался губами к ее губам. Она чуть не подпрыгнула от чувства неловкости и стыда, когда почувствовала, как его язык настойчиво проникает внутрь. Может быть, это нормально? Но она была так потрясена, что пошатнулась, словно земля ушла из-под ног, и сейчас же его руки сжали ее сильнее, удерживая уверенно и решительно.

Она могла теперь ощутить поцелуй на вкус, но, пожалуй, больше всего ее смутил исходивший от него запах — смесь чистой кожи, свежевыглаженной одежды, хорошего мыла, сандалового дерева, сквозь который пробивался другой, незнакомый и опасный — дразнящий мускусный запах, заглушаемый ароматом благовоний.

Он продолжал крепко держать ее, и ей стало немного страшно, инстинкт подсказывал, что надо сопротивляться: она напряглась, поняла всю безуспешность попытки и прекратила сопротивление. Он был слишком силен, а поцелуй тем временем становился все настойчивее, и теперь она просто сдалась и предоставила ему свободу действий. И вдруг поняла, что сама прижимается к нему, рот ее раскрывается и ее язык охотно встречается и соединяется с его языком. Тело, охваченное незнакомым желанием, требовало продолжения, появилось чувство тянущей боли внизу живота, оно заставляло вжиматься в него, как будто это могло ослабить ее боль. Его рука обхватила ее грудь и начала смело ласкать через тонкую ткань. Желание и томление пронзили ее с такой силой, что она застонала.