Ирина Мельникова - Фамильный оберег. Закат цвета фламинго Страница 10

Прихватив пустое блюдо, Айдына направилась к выходу, невольно прислушиваясь, о чем же так возбужденно спорят ее родичи. В их речи, слегка бессвязной из-за обилия выпитой араки, сквозили непонятные слова: «хазах», «острох» и то самое, что выкрикивала тетка – «орыс». Девочка почти ничего не поняла из того, что кричали друг другу гости отца, но почувствовала, что эти слова дурные и не сулят ничего хорошего людям ее улуса.

Почувствовала, но быстро об этом забыла, и лишь после рассказа тетки заволновалась по-настоящему. Возможно, сыграл свою роль стремительный и непонятный отъезд отца и его дружинников. Вернувшись в постель, Айдына долго не могла заснуть. Беспокойные мысли продолжали крутиться в голове. До сей поры она знала, что беда чаще всего приходила с запада. Там жили черные джунгары-калмаки, их еще называли ойротами, которым улус Теркен-бега платил ясак пушниной, железными изделиями и военными доспехами.

С востока к границам родовых земель нередко подступали мунгалы Алтын-хана. В битвах с ойротами мунгалы растеряли свое величие, но отнюдь не желание поживиться за чужой счет. Еще дед Айдыны перестал платить им албан. Но Алтын-хан не успокоился. Мелкие отряды его нукеров проникали на земли аймака, и то табун угоняли, то отару. Жителей аалов они тоже не щадили. И если не уводили в рабство, то вместе со скотом забирали одежду, постель и даже деревянные лопатки для выкапывания кандыка и сараны, оставляя людей на голодную смерть. А в прошлом году убили есаула и четырех дружинников бега, которые возвращались из таежных кыштымских аалов с богатой данью. Напавших удалось отбить, но при этом Теркен-бег потерял двух матыров, а Чайсо был ранен в ногу и ходил теперь, сильно хромая.

Айдына не заметила, как уснула, и во сне увидела огромных, ростом до неба людей с железными головами и круглыми совиными глазами…

Утром солнце, поднявшись на высоту аркана, проникло в юрту. Солнечный луч подкрался к изголовью ее постели. Запах жареного зерна защекотал ноздри, и Айдына быстро открыла глаза. Тетка уже не спала, возилась возле очага, варила талкан – любимую кашу Айдыны из молотого ячменя. На низком столике стояла деревянная чашка со свежими сливками. В другое время Айдына первым делом принялась бы за завтрак, но сегодня вместо этого она снова подступила к тетке с расспросами. Ончас уже пришла в себя. В ответ на приставания племянницы старуха сердито ворчала или делала вид, что занята делами и не слышит того, что ей кричали в ухо.

Айдына не отставала, и тогда Ончас так рассердилась, что попыталась огреть ее своей палкой. Девочка увернулась и, как кабарга, сиганула через невысокий плетень, окружавший загон с ягнятами.

– Глупая сорока! – кричала ей вслед Ончас. – Зашей свой рот нитками, чтобы ни одно слово не вылетало из него! Накинь аркан на свой длинный язык!..

Ончас так разгневалась, что не заметила под ногами кусок каменной соли, споткнулась и выронила трубку, которую носила за голенищем сапога. Тетка вмиг забыла о проклятиях и принялась шарить в траве, чтобы отыскать драгоценную ганзу. В это время Айдына в сопровождении верного Адая благополучно скрылась среди деревьев. В отсутствие Киркея пес становился ее единственным другом и защитником. Одно огорчало Айдыну – лохматый приятель хотя и понимал ее с полуслова, но совсем не умел разговаривать.

Держась за мохнатый загривок, Айдына бегом миновала каменную россыпь и скрылась в кустах ольхи, которыми зарос глубокий и сырой овраг. Прошлепала босыми ногами по мокрым камням почти пересохшего ручья, схватившись за ветку, подтянулась и оказалась в гроте на склоне горы. Вход в него закрывали ветки той же ольхи, и Айдына не боялась, что Ончас обнаружит ее убежище. Впрочем, тетка даже в приступе гнева не рискнула бы спуститься в овраг. Она плохо видела, и Айдына частенько этим пользовалась, особенно когда Ончас была не в духе.

Сверху, несмотря на густой заслон ветвей, противоположный край оврага хорошо просматривался, и Айдына притаилась, вся обратившись в слух.

– Айдына, грязная девчонка! – не унималась тетка. – Пусть мой след зарастет травой, если я не скажу твоему отцу, что ты со мной вытворяешь!

Она била палкой по кустам и бросала в них камни, хотя понимала: племянница вряд ли прячется под носом. Небось ускакала в самые заросли, где полно всякой нечисти, а змей и вовсе видимо-невидимо.

Наконец Ончас надоело воевать с кустами. Она присела на камень, вытянув больную ногу. Айдына прыснула в кулак. Хитрая Ончас решила ее обмануть. Ишь затаилась! Только племянницу вокруг пальца не обведешь. Из ее убежища хорошо заметен кумачовый платок тетки. Так и полыхает сквозь зелень.

Адай, как всегда, настороже лежал у входа и прислушивался к крикам тетки. Но стоило ей замолчать, пес мигом улегся возле ног хозяйки. И тут же принялся возиться и яростно выкусывать блох.

Айдына толкнула его ногой и прошипела:

– Тихо!

Адай виновато глянул на девочку и положил большую голову на вытянутые лапы.

Ончас с трудом поднялась на ноги, покряхтела, держась за спину, затем некоторое время крутилась на краю оврага, озиралась по сторонам, снова пыталась раздвинуть палкой кусты, но не уходила. Видно, сильно разозлилась на Айдыну и решила на этот раз не давать ей спуску.

Девочка довольно ухмыльнулась. Попробуй, найди! И отодвинулась в глубь грота. Там лежала старая кошма и виднелись остатки костра. А у стенки сохранилась поленница березовых дров, которые принес Киркей. Грот частенько скрывал его от гнева старших братьев и воплей невесток. Родители мальчика замерзли в пургу, и теперь он попеременно жил в семье то одного, то второго, то третьего брата, что, несомненно, не нравилось их женам. Да и кому люб лишний рот, особенно в морозное время, когда все сидят впроголодь.

Зимой грот был недоступен, но Киркей умудрялся перебраться через заметенный глубоким снегом овраг, вскарабкаться по обледеневшим камням и даже замаскировать вход в убежище вырезанными из снега кирпичами. Киркей строго-настрого приказал Айдыне не появляться вблизи оврага: вокруг рыскали голодные волчьи стаи. Но Айдына не оставляла его в беде. Это она утащила у Ончас кусок старой кошмы и частенько подкармливала приятеля, подчищая закрома тетки. Сочный ха [12] сушеный сыр хурут, который Ончас хранила в кожаных мешках, или жирная колбаска харты – все, чем потчевали в юрте Теркен-бега, частично оказывалось в тайнике, где Айдына прятала припасы для Киркея.

Ончас продолжала что-то кричать вдалеке, видно, призывала лесных и горных духов вразумить негодную племянницу, но Айдыну мало смущали вопли старой тетки. Ее беспокоило другое…

Она приподняла край кошмы. Под ней в кожаном кисете хранился амулет, подаренный Киркеем: деревянные бусы «пос мончук», пропитанные струей кабарги, – сильнейшим средством от порчи и сглаза, болезней и всякой нечисти, которая просто обожала овраги и пещеры. Надеть оберег девочка не посмела, потому что его носили только мужчины и воины. Айдына вздохнула, рассматривая амулет. Весь грот мгновенно наполнился вонью. Понятно, почему его не любят айна! Но ведь он может распугать и добрых духов? Правда, Киркей ничего не говорил об этом, но девочка на всякий случай вернула бусы в кисет. Ничего, скоро наступит день, когда она наденет этот амулет с чистой совестью. И никто не упрекнет ее, потому что она непременно станет воином! А против нечисти будет у нее волшебная стрела «хосто» – девятиглазая, девятихвостая, та, что понимает человеческий язык. Дальнобойная, огнедышащая «хосто» сама настигнет врага и вернется к хозяину. Все богатырши из сказаний Салагая владели «хосто», от наконечника которой в полете загоралось красное пламя, а от хвоста валил черный дым.