Элоиза Джеймс - Жажда любви Страница 10

Открыв маленький мешочек с вязаньем, она протянула герцогине письмо.

– Оно озаглавлено «Послание герцогине», – пробормотала Джемма и стала читать. С каждой секундой лицо ее все больше вытягивалось. – Боюсь, я не слишком умна для столь возвышенной поэзии, – заключила она наконец.

Роберта втайне посчитала, что Джемма чересчур сострадательна.

– Вопрос не в вашем уме. Боюсь, смысл папиных произведений чрезвычайно туманен.

Деймон взял у сестры поэму.

– Все не так уж плохо. «Изволите знать, дорогая мадам, об этом мечтал отец наш Адам». И что тут непонятного? «Не что иное это все, как тавтология»,[2] – продолжал он. – Но что такое «тавтология»? А дальше он почему-то извиняется. Слышишь, Джемма?

– За что?

– За то, что навязал вам свою дочь, – твердо ответила Роберта.

– А тут он говорит о пире чувств и десерте из всеобщего веселья. Очень мило!

– Знаете, иногда он пишет совсем неплохие стихи, – оправдывалась Роберта, чувствуя необходимость защитить отца. – Например, не так давно он сочинил превосходную поэму о Давиде и царице Савской. Всякий может понять, о чем идет речь.

– Так вот, это стихотворение заканчивается обычным заключением «ваш покорный слуга». Насколько я понял, он просит сделать для дочери все возможное и представить ее обществу со всей помпой и роскошью, которые могут позволить себе Бомонты. По крайней мере таково мое суждение.

Джемма взяла у него листочки и озадаченно пожала плечами:

– А как насчет грубого неблагодарного медведя, способного вывести из себя даже священника?

– Видите ли, я обнаружила, что лучше не придавать особого значения словам, которые употребляет мой отец. Он наверняка хотел придать им совершенно иной смысл, – вздохнула Роберта. В ответ раздался отрывистый смешок Деймона. – Но я должна сказать вам кое-что еще.

Брат и сестра дружно уставились на девушку.

– Погодите! Пока не стоит. Я сам попробую угадать, – чарующе улыбнулся Деймон. – Фамильные черты характера проявляются и в вас тоже, хотя вы всего лишь дальняя родственница. Позвольте предположить, что у вас есть ребенок. Вы, столь молодая, невинная…

– Нет! – ужаснулась Роберта, но Деймон не дал ей продолжить.

– Твоя очередь, Джемма.

Джемма задумчиво нахмурилась:

– В прошлом году вы ночевали в гостинице. Случайно выглянули из окна и были поражены безумной страстью к моему брату.

Роберта разинула рот, но Деймон ничего не заметил.

– Очень мило. Не могла бы ты приплести сюда и Тедди?

– Роберта больше всего на свете хотела быть матерью, но судьба лишила ее этой возможности. Поэтому Тедди станет ее нежно любимым ребенком.

– А как насчет меня? – хмыкнул Деймон. – Я тоже хочу стать ее самым нежно любимым… пусть и не ребенком.

– Роберта, простите нас, пожалуйста, – попросила Джемма. – Это старая игра, которую мы… – Она вдруг осеклась. – Вы действительно видели Деймона прошлым летом? И влюбились в него? Удивительно! Уверены, что хотите выйти замуж за моего брата? Хочу, чтобы вы знали: он ужасно несносен!

– Нет, я не имею ни малейшего желания выходить замуж за вашего брата, – хихикнула Роберта.

– И совершенно незачем быть столь категоричной, – обиделся Деймон. – Я был бы рад жениться на вас, хотя вижу, что придется утешить боль раненого сердца с другой, более чувствительной особой.

– Но я увидела что-то в вашем лице, – не отставала Джемма. – И считаю…

– Я поехала на бал, который давала леди Чомли, – торопливо объяснила Роберта, спеша как можно скорее покончить с неприятной темой. – И кое-кого встретила. Мне хотелось бы стать его женой. Собственно говоря, я это твердо решила.

– Как чудесно! – позавидовала Джемма. – Любовь с первого взгляда. Должно быть, это просто восхитительно. Я столько раз влюблялась, но прежде неизменно обсуждала свои чувства с ближайшими подругами.

– Не упоминая о твоих менее близких подругах! – фыркнул брат. – И еще о половине Парижа. Хотя мне показалось, что между тобой и Делакруа была любовь с первого взгляда. По крайней мере весь Париж так считал.

– Ни в коем случае! – оскорбилась Джемма. – Я потолковала с каждой из приятельниц по отдельности, прежде чем позволить себе некую тень симпатии к этому человеку. Такова моя неизменная практика. Мужчина, о котором никто ничего не знает, наверняка оказывается либо занудой, либо больным.

– Вот видите, леди Роберта, вы еще можете передумать и разочароваться в любви с первого взгляда, – заметил Деймон.

– Но я довольно много знаю о нем, – застенчиво пробормотала Роберта.

– Если я что и люблю в этой жизни, так это проблемы, – объявила Джемма. – И чем они сложнее, тем лучше.

Роберта набрала в грудь воздуха и все рассказала. Ее исповедь была встречена гробовым молчанием.

Глава 4

Этим же днем

Харриет, герцогиня Берроу, отсутствовала в Лондоне целый год, а не была в Бомонт-Хаусе по крайней мере восемь лет. Но ничего не изменилось: все те же бесчисленные окна в мелких переплетах и башни, казавшиеся крайне неуместными в столичном городе. По бокам дом окружали террасы: дерзкий вызов общепринятому понятию городского особняка. Бомонт-Хаус выглядел так, словно был построен в Нортгемптоншире и перенесен в Лондон невидимой гигантской рукой. Окружающие дома, выстроенные из белого известняка, который предпочитали богатые люди, казались положительно оскорбленными соседством с таким чудовищем.

Когда она приезжала сюда в последний раз, Бенджамин был жив. Он бы взбежал по ступенькам, не дожидаясь ее, и взял бы в руки дверной молоток…

В то время Бенджамин всегда обгонял жену, а теперь единственным мужчиной, сопровождавшим ее на балы и во время визитов, был лакей.

Дверь открылась, и Харриет постаралась взять себя в руки. Не хватало еще испортить настроение Джемме! Бенджамина нет, нет уже несколько бесконечных месяцев, и после того, как она сделает кое-что в память о муже, – всего лишь кое-что, – забудет его навсегда. Уберет его образ в самый дальний уголок души. Ведь именно так поступают с усопшими мужьями, верно?

Уже не впервые она осознала, что размышления об усопшем муже нарушают ее душевное спокойствие, причем в самые неподходящие моменты.

Дворецкий проводил ее в маленькую столовую и отступил в сторону.

– Герцогиня… – заговорил он, но тут же, забыв обо всем, рванулся вперед.

Оказалось, что Джемма стоит на стуле, спиной к ним, и пытается снять со стены очень большую картину. Перед их изумленными взорами она покачнулась, поставила каблук на самый край стула и едва сумела сохранить равновесие. Но тут огромная позолоченная рама угрожающе дернулась.