Анн Голон - Анжелика. Королевские празднества Страница 10

Золотое кружево сверкающей пеной обрамляло обнаженные плечи, придавая коже бледное сияние и прозрачность фарфора. Мягкий румянец на щеках, выразительные брови и ресницы, вьющиеся волосы того же оттенка, что и платье, удивительно ясная глубина зеленых глаз — такой Анжелика увидела себя в зеркале: необыкновенное божество, созданное только из драгоценных материалов — золота, мрамора и изумрудов.

Вдруг Марго вскрикнула и бросилась к Флоримону, который уже тянул в рот алмаз в шесть каратов…

— Жоффрей, что из украшений мне надеть? Жемчуг выглядит чересчур скромным, бриллианты — слишком резкими.

— Изумруды, — ответил муж. — Они идут к вашим глазам. Одно только золото выглядит несколько вызывающе, да и блеск его немного тяжеловат. Ваши глаза смягчают его, даруют ему жизнь. Тут нужны золотые с изумрудами серьги и ожерелье. А вот из колец несколько может быть и с бриллиантами.

Склонившись над шкатулкой с драгоценностями, Анжелика сосредоточилась на выборе украшений. Она еще не познала пресыщения, и их изобилие неизменно приводило ее в восторг.

Когда она снова повернулась к графу де Пейраку, тот уже прикреплял шпагу к усыпанной бриллиантами перевязи.

Она долго разглядывала мужа, как вдруг по ее телу пробежала странная дрожь.

— Я думаю, что Великая Мадемуазель в чем-то права, когда утверждает, что в вашем облике есть нечто ужасное.

— Сколько бы я ни пытался, мне все равно не скрыть свое уродство, — ответил граф. — Если я начну одеваться, как придворный щеголь, я буду выглядеть жалким и смешным. Вот почему я подбираю туалеты, которые подходят к моей внешности.

Анжелика разглядывала лицо мужа. Оно принадлежало ей. Она ласкала его, она знала в нем каждую черточку. Она улыбнулась и прошептала:

— Любовь моя!

Граф был одет в черное с серебром. Под плащом из черного муара, отороченным серебряным кружевом, которое удерживали бриллиантовые застежки, виднелся короткий камзол из серебряной парчи, украшенный изысканным черным кружевом. Из тех же кружев были три ряда воланов, которые от колен ниспадали под темными бархатными рингравами. Вместо отложного воротника на графе был пышный кружевной галстук, завязанный свободным узлом и расшитый крошечными бриллиантами. Его пальцы украшали перстни с бриллиантами и один перстень с огромным рубином.

Жоффрей де Пейрак надел шляпу с белым плюмажем и спросил у Куасси-Ба, взял ли тот подарки, предназначенные для королевской невесты?

Чернокожий слуга, одетый в вишневый короткий бархатный камзол, широченные турецкие шаровары из белого атласа и белоснежный атласный тюрбан, стоял на улице у дверей, притягивая восхищенные взгляды зевак. Все показывали пальцами на его кривую саблю. В руках на подушке он держал великолепную красную сафьяновую шкатулку, обитую золотыми гвоздиками.

Два портшеза уже ожидали графа и Анжелику.

Их быстро доставили во дворец, где остановились король, его мать и кардинал. Как все дворцы в Сен-Жан-де-Люзе, это было узкое здание в испанском стиле с множеством балюстрад и позолоченных деревянных резных перил. Площадь перед ним заполнили придворные, и порывы морского ветра, принося соленый вкус океана, шевелили перья их шляп.

Стоило Анжелике переступить порог, как ее сердце неистово забилось. «Я увижу короля! — думала она. — И королеву-мать! И кардинала!»

Как он всегда был близок ей, этот молодой король, о котором рассказывала кормилица, король, которого преследовала разъяренная толпа в Париже, который был вынужден бежать через всю разоренную Фрондой Францию, скитаясь по милости мятежных принцев из города в город, из замка в замок, покинутый и преданный всеми. И вот наконец он победил и теперь почивал на лаврах. Но еще сильнее, чем молодой монарх, этим часом триумфа наслаждалась женщина в черных одеждах с матово-бледным лицом испанки, казавшаяся одновременно отстраненной и любезной, которую Анжелика различила в глубине зала; этой женщиной, чьи тонкие безупречной формы руки были сложены на черном платье, была королева-мать.

Анжелика и ее муж прошли по сверкающему паркету через весь зал. Два негритенка несли за графиней шлейф ее верхней юбки из травчатой золотой парчи, в отличие от блестящей гладкой парчи нижней юбки и корсажа. Гигант Куасси-Ба шел следом. В зале было очень жарко и сумрачно из-за толпы придворных и развешенных по стенам гобеленов.

Первый дворянин короля[55] объявил:

— Граф де Пейрак де Моренс д'Ирристрю.

Анжелика присела в реверансе. Сердце готово было выскочить из груди. Перед собой она смутно видела силуэты в черном и красном — королеву-мать и кардинала. Ей подумалось: «Жоффрей должен был склониться ниже. Ведь совсем недавно он с таким почтением приветствовал Великую Мадемуазель. А теперь перед более высокопоставленным лицом он только слегка отставил ногу… Бине прав в своих словах… Бине прав…» Как это глупо, именно сейчас думать о славном Бине и повторять, что он прав. Да и в чем, собственно, он прав, скажите на милость?

Анжелика услышала чей-то голос:

— Мы рады снова видеть вас, граф, и поприветствовать… выразить наше восхищение мадам графиней, о красоте которой наслышаны. Но вопреки обычаю, на этот раз мы рады признать, что молва не преувеличила и оригинал выше всяких похвал.

Анжелика подняла голову и встретилась взглядом с блестящими карими глазами, которые пристально разглядывали ее, — глазами самого короля. Людовик XIV был роскошно одет и, несмотря на средний рост, казался представительнее всех придворных, поскольку держался очень прямо. На его лице виднелись легкие отметины из-за перенесенной в детстве оспы. Нос был довольно длинным, а губы крупными и красиво очерченными, под темной, едва заметной линией маленьких усов. Густые каштановые волосы, не нуждающиеся в накладных прядях, были завиты и ниспадали волнами на плечи. У Людовика были стройные ноги и красивые руки. Под кружевами и лентами угадывалось гибкое, сильное тело, тренированное охотой и верховой ездой.

«Кормилица сказала бы, что он красавец мужчина. Его и правда следует женить», — подумала Анжелика.

И тут же упрекнула себя за столь низменные мысли в такой торжественный момент своей жизни.

Королева-мать попросила открыть шкатулку, которую Куасси-Ба, упав на колени и, словно волхв, коснувшись лбом пола, только что поставил перед ней.

Увидев маленький несессер для рукоделия, заполненный коробочками, гребнями, ножницами, крючками и печатками, выполненными из чистого золота и черепахового панциря с островов, все ахнули. Набожных дам из свиты королевы-матери привела в восторг дорожная часовенка. Ее Величество улыбнулась и осенила себя крестом. Распятие, две статуэтки испанских святых, лампадка и маленькое кадило были выполнены из золота и позолоченного серебра. Кроме того, Жоффрей де Пейрак нанял итальянского художника, чтобы тот изобразил на позолоченном деревянном триптихе сцены Страстей Христовых. Миниатюры получились невероятно изящными, а богатство и яркость красок радовали глаз. Была здесь и пара четок: одни из розоватой слоновой кости на серебряной цепочке, вторые — из золота и янтаря.