Лидия Джойс - Искушение ночи Страница 10

Без сомнения, ее тело бурно реагировало на близость Рейберна. Он был очень привлекательным и в то же время очень опасным. И все же Виктория согласилась на эту безумную сделку. После многих лет воздержания это казалось абсурдным. Хитрая, сдержанная, расчетливая – именно такой она была. Но какое свойство характера привело ее к безумному договору, который теперь лежал в ящике ее ночного столика? Всему виной гроза, сказала она себе, гром, грохочущий в отдаленных холмах. Во время грозы ей всегда было не по себе.

Они прошли через галерею и, когда герцог закрыл дверь, оказались в полной темноте. Хотя ее глаза привыкли к мерцающему сумраку столовой, теперь она видела лишь смутные тени. Но Рейберн не остановился, чтобы найти и зажечь свечу – он даже не замедлил шаг, уверенно двигаясь через черноту, словно ходил этой дорогой вслепую многие годы, словно был рожден для жизни в темноте. Виктория старалась идти с ним в ногу, чтобы не споткнуться. «Нарочитая извращенность и театральность», – подумала она и вздрогнула, когда какая-то статуя внезапно нависла над ней.

– Ступеньки, – прошептал Рейберн, и от его интимного шепота по спине Виктории побежали мурашки. Была ли это та же самая лестница, по которой она спустилась часом раньше, она не знала, но знала наверняка, что они поднялись гораздо выше уровня, на котором располагалась ее комната. Они прошли через череду внутренних комнат – Виктория чувствовала на своем лице холодные пальцы сквозняка и ощущала простор, когда их шаги раздавались в пустоте. Затем они вышли в коридор, такой узкий, что ее развевающиеся юбки касались стены. Снова поднялись по винтовой лестнице. Неожиданно Рейберн остановился.

Виктория стояла в нерешительности, слепая и запыхавшаяся. Щелкнул замок. Появилась узкая полоска света, которая быстро расширялась, превратившись в дверное отверстие. Не успела Виктория опомниться, как герцог прошел в него и потянул ее за собой.

Внутри было чуть-чуть светлее, и Виктория рассмотрела круглую стену, замыкающую комнату, пронзенную полудюжиной широких окон со средниками, расположенных по окружности. Рейберн отпустил ее руку, и она с показной небрежностью подошла к одному из окон. Неистовство грозы ослабло и превратилось в несомый ветром поток дождя. Сквозь него она могла различить крыши и шпили дома одним или несколькими этажами ниже, с высоты они казались не более привлекательными, чем издали. И хотя Виктория смотрела на амбразуры в романском стиле, внимание ее было сосредоточено на герцоге.

Она слышала, что он прошел по комнате тяжелой уверенной поступью, а потом остановился, послышался тихий скрип, и комната тут же осветилась. Она повернулась и увидела, что он бросил горсть углей в маленькую глиняную печку. При их свете она рассмотрела обстановку комнаты. Кровати не было, чего, впрочем, она и ожидала. Пол устилали ковры, и по ним были разбросаны груды пышных подушек, три восточных дивана стояли по окружности.

– Не удивлюсь, если такие будуары расположены по всему вашему дому, – сказала она, скрывая волнение за язвительностью. – Они очень гармонируют с этими руинами.

Рейберн поднял на нее глаза. Лицо у него было непроницаемо.

– А с их хозяином? – Он закрыл дверцу печки, и свет померк. – Эта комната – эксцентричный каприз моего предшественника – одна из немногих, которую удалось сделать жилой за короткий срок. Говорят, безумец держал свою жену в заточении в этой башне.

– Неужели? – тихо произнесла Виктория. Ей представилось, как некая дева медленно сходит с ума, проводя дни и ночи в одиночестве, в обществе грачей, которые вьют гнезда внизу на бастионах.

Герцог фыркнул, нарушив ход ее мыслей.

– У него не было жены. – Рейберн выпрямился, подошел к Виктории и навис над ней. – Пусть это послужит уроком легковерным: люди верят всему, если это достаточно романтично или драматично.

Виктория возмутилась:

– Уверяю вас, я не нуждаюсь в подобных уроках!

Теперь он стоял так близко, что она ощущала его запах – запах одеколона и его собственный, плотский и опьяняющий. Ей хотелось закрыть глаза и вдыхать этот запах, но она сурово остановила себя.

Он коснулся руки Виктории, подвел ее к дивану и усадил рядом с собой.

– Безвкусно, – заявила она.

Герцог напрягся, казалось, он разозлился, но когда заговорил, в голосе его звучала не злость, а сдержанная веселость:

– Бесспорно.

Она чувствовала прикосновение его ноги к своему кринолину, слышала шорох его движений. Виктория поняла, что он пытается запугать ее, заставить почувствовать себя маленькой, слабой, беспомощной. И к ее досаде, это ему отчасти удалось. Виктория сидела, окаменев, но он не прикасался к ней. Когда молчание стало невыносимым, она откашлялась.

– Была бы вам признательна, если бы вы зажгли свечу.

Он ответил не сразу, а когда заговорил, в его голосе звучала насмешка.

– Не сомневаюсь в этом, но предпочел бы нынешней ночью темноту.

Она тряхнула головой и вскочила, Рейберн схватил ее за запястье. Она потеряла равновесие и упала ему на колени, путаясь в юбках, ее локоть ткнулся во что-то мягкое, а голова – во что-то твердое. Рейберн усмехнулся.

– Это моя голова, – бросила она, потирая голову.

– А это мой подбородок, – отозвался он. – И мой живот.

– Так вам и надо, – пробормотала она, растерявшись.

Она попыталась вывернуться и подняться с его колен, чтобы принять более приличную позу, но он, дав ей выпрямиться, крепко прижал ее к себе.

– Ваша светлость, – запротестовала она, – я не привыкла, чтобы со мной обращались так грубо.

– Миледи, – отозвался герцог, касаясь губами ее уха, – должен ли я напомнить вам, что мы заключили договор?

– Нет, не должны, ваша светлость, – ответила Виктория, пытаясь унять дрожь.

Он сжимал ее запястья словно тисками, и Виктория была уверена, что губы у него были такими же твердыми, как голос, как все его тело, к которому она была прижата. Она должна рассердиться, шепнула ей совесть, как положено приличной леди. Вести себя так, будто ее принуждают. Но приличная леди не заключила бы столь позорную сделку с мужчиной. Впрочем, здесь не место для приличий. При этой мысли Виктория почувствовала облегчение и расслабилась.

А герцог усмехнулся тихо и многозначительно.

– Вот моя девочка, – пробормотал он. Она тут же напряглась, и он снова усмехнулся. – Всегда нужно учитывать деликатность вашей гордости, не так ли?

– Не больше, чем вашей, – парировала она.

– Задет. – Все еще обнимая ее, он наклонился так, что щетина на его лице терла ее шею. Его дыхание на ее коже было горячим и влажным, и Виктория едва не задохнулась, но он не поцеловал ее, чего она опасалась и в то же время желала. – Никаких духов, – отметил он. – Ни намека на туалетную воду. Здесь есть что-то... – Он снова втянул в себя воздух, губы его почти касались ее кожи, и она почувствовала легкое головокружение. – Полезная лаванда, без сомнения, чтобы отпугивать моль от одежды. Вы не разочаровываете.