Дафна дю Морье - Генерал короля Страница 10

— Вы ведете меня к столу, где сидит избранное общество, — запротестовала я, упираясь изо всех сил.

— Ну и что? — Он удивленно воззрился на меня. — Будь я проклят, если сяду где-то в другом месте. Эй, дорогу сэру Ричарду Гренвилю!

При звуке его голоса слуги вжались в стену, все головы вновь повернулись в нашу сторону, и я увидела, что даже герцог прервал беседу с графиней. Стулья быстро сдвинули, людей потеснили, и мы кое-как втиснулись за стол неподалеку от герцога. Леди Маунт Эджкум повернулась и бросила на меня ледяной взгляд. Ричард Гренвиль с улыбкой поклонился.

— Возможно, вы уже знакомы с Онор Гаррис, графиня, — произнес он. — Моя свояченица. Сегодня ей исполняется восемнадцать лет.

Графиня поклонилась в ответ, но по ней не было заметно, что известие произвело на нее большое впечатление.

— Не обращайте на нее внимания, — сказал мне Ричард Гренвиль. — Она совершенно глухая. Но, ради Бога, улыбайтесь и не глядите на всех остекленевшими глазами.

Я готова была умереть со стыда, но смерть не приходила; тогда я взяла кусок жареного лебедя, лежащий у меня на тарелке, и принялась есть. В этот момент герцог Бекингемский, подняв бокал с вином, повернулся ко мне:

— Я поздравляю вас с днем рождения, — громко произнес он.

Я пробормотала в ответ слова благодарности и тряхнула головой, чтобы упавшие локоны скрыли мои пунцовые щеки.

— Это пустая формальность, — прошептал Гренвиль мне на ухо. — Не берите в голову. У Джорджа уже не меньше дюжины любовниц, и, к тому же, он влюблен в королеву Франции.

Он ел с явным наслаждением, что, впрочем, не мешало ему всячески поносить соседей по столу, а так как он при этом не понижал голоса, то я уверена, что все слышали его слова. Мне самой было не до еды, во время всей трапезы я сидела словно рыба, которую вытащили из воды. Но наконец пытка подошла к концу, и Гренвиль помог мне встать из-за стола. Из-за выпитого вина, которое я глотала будто воду, ноги у меня стали ватными, и мне пришлось опереться на своего кавалера. Что было дальше, я вспоминаю с трудом: зазвучала музыка, раздалось пение, какие-то сицилийские танцоры, украшенные лентами, сплясали тарантеллу; их головокружительное вращение в конце танца довершило дело; я со стыдом вспоминаю, как мне помогли добраться до какой-то темной уединенной комнаты в глубине замка, где, подчиняясь законам природы, жареный лебедь покинул мой желудок навсегда. Я открыла глаза и обнаружила, что лежу на кушетке, а Ричард Гренвиль держит меня за руку и промокает мне лоб платком.

— Вам нужно научиться пить вино, — сказал он строго. Я чувствовала себя совершенно разбитой, мне было стыдно, и на глаза навернулись слезы.

— Ну нет, — произнес Гренвиль, и его голос, до этого насмешливый и резкий, вдруг потеплел, — не надо плакать. В день рождения нельзя плакать, — и он вновь приложил платок к моему лбу.

— Я н-никогда раньше н-не ела жарен-ного лебедя, — сказала я, запинаясь, и закрыла глаза; воспоминания о пережитом позоре заставляли меня невыносимо страдать.

— Это не лебедь, это бургундское, — проговорил он. — Лежите тихо, сейчас все пройдет.

Голова у меня все еще кружилась, и я была так рада ощущать на лбу крепкую руку Гренвиля, словно это была рука моей матери. Мне совсем не казалось странным, что я лежу, ослабевшая и разбитая, в какой-то темной комнате, а Ричард Гренвиль ухаживает за мной, будто опытная сиделка.

— Вы мне сначала совсем не понравились. А теперь нравитесь, — сообщила я ему.

— Нелегко сознавать, что до того как понравиться, я показался вам настолько тошнотворным, что вас стошнило.

Я засмеялась, но тут же снова застонала: лебедь все еще давал о себе знать.

— Прислонитесь к моему плечу, — предложил он. — Бедная малышка, такое печальное завершение дня рождения.

Я почувствовала, как он сотрясается от беззвучного смеха, но его голос и руки были на удивление нежными, и я чувствовала себя очень хорошо рядом с ним.

— Вы похожи на Бевила, — сказала я.

— Вовсе нет, — ответил он. — Бевил джентльмен, а я обыкновенный прохвост. Я всегда был паршивой овцой у нас в семье.

— А Гартред?

— Гартред — сама себе голова. Вы, наверное, и сами это поняли в детстве, когда она была женой вашего брата.

— Я ненавидела ее всем сердцем, — сообщила я.

— Вас трудно осуждать за это.

— Она довольна, что опять вышла замуж?

— Гартред никогда не будет довольна, — ответил он. — Такой уж она уродилась, жадной до денег и мужчин. Она положила глаз на Энтони Дениса задолго до смерти вашего брата.

— И не только на Энтони Дениса, — заметила я.

— У вас были ушки на макушке, как я погляжу, — ответил он.

Я поднялась и поправила волосы, пока он одергивал на мне платье.

— Вы были очень добры ко мне, — произнесла я официально, внезапно вспомнив о своем возрасте. — Я никогда не забуду этого вечера.

— Я тоже, — ответил он.

— А сейчас, не могли бы вы отвести меня к братьям?

— Думаю, что могу.

Я вышла из темной комнатенки в освещенный коридор.

— А где же мы провели все это время? — спросила я с сомнением, бросив взгляд через плечо.

Он рассмеялся и покачал головой.

— Бог его знает. Скорее всего, граф Маунт Эджкум расчесывает в этом чуланчике свои волосы. — Он, улыбаясь, поглядел на меня, на мгновение его рука коснулась моей головы. — Кстати, я хочу сказать вам, что никогда еще не сидел рядом с женщиной, которую тошнит.

— Я тоже никогда еще так не позорилась перед мужчиной, — ответила я с достоинством.

Он наклонился и неожиданно подхватил меня на руки словно ребенка.

— И я никогда еще не проводил время в темной комнате с такой красавицей, как вы, Онор, без того, чтобы не добиваться ее любви, — сказал он и, прижав меня на секунду к себе, опустил на пол.

— А сейчас разрешите отвести вас домой.

Таков правдивый и верный рассказ о моей первой встрече с Ричардом Гренвилем.

4

Меньше чем через неделю после описанных событий меня отослали обратно в Ланрест к матери в наказание за плохое поведение, а дома замучили наставлениями, раз по двадцать на дню напоминая, как подобает вести себя воспитанной девушке моего возраста. Оказывается, я всех поставила в неловкое положение: Джо — тем, что сделала этот дурацкий реверанс герцогу Бекингемскому и, к тому же, оскорбила его жену Элизабет, усевшись обедать за стол, предназначенный для знати, куда ее не пригласили. Затем я бросила Мери на весь вечер, и многие видели, как я скакала на стене замка с каким-то офицером, и, наконец, далеко за полночь, в неприлично помятом и растрепанном виде вышла из отдаленной комнаты замка.