Розалинда Лейкер - Танцы с королями Страница 10

Опять взявшись за кисточку, Жанна закончила роспись на шелке и подождала, пока не высохнет краска. Этот процесс не отнял у нее много времени, после чего она принялась за сборку веера на палочках из слоновой кости.

Празднества закончились в тот же час, когда и начались, после полудня. Вскоре после церемонии закрытия улицы Версаля запрудили кареты и всадники, спешившие попасть домой засветло. Огюстен был единственным из четырех дворян, который учтиво попрощался с Жанной. Он последним покидал ее хижину; остальные уже скакали по дороге в направлению к Фонтебло, куда должен был переместиться королевский двор. Планы Огюстена были иными. Он намеревался отбыть в поместье своего отца, находившееся вблизи Гавра, процветающего морского порта на побережье Нормандии.

— Желаю вам и вашей дочери отменного здоровья, мадам, — сказал он Жанне. — Мое почтение вам обеим.

Огюстен уже совсем было повернулся уходить, но Жанна остановила его:

— Мсье Руссо! Одну минуточку, пожалуйста, — и с этими словами она подала ему свой веер. — Я дарю это вам на память о королевском празднике в Версале.

Огюстен с улыбкой принял подарок из ее рук.

— Вы хотите, чтобы этот веер я передал избраннице своего сердца?

— Возможно, мсье. Если вам так будет угодно. — Жанна наблюдала за тем, как он открыл веер белого шелка, сделав это чисто по-мужски. Он взялся за крайние палочки и растянул их в разные стороны. Женщина распустила бы веер в мгновение ока, одним грациозным движением руки. Первой реакцией Огюстена было удивление:

— Вы настоящая художница! Какой прекрасный пейзаж! — На рисунке было изображено королевское охотничье поместье, причем не в его теперешнем виде, с позолотой и украшениями, а так, как оно выглядело первоначально. Именно таким видел его Огюстен в свой первый визит сюда три года назад. Залитое яркими солнечными лучами на фоне нежно-голубого утреннего неба в начале лета, оно было увито с обеих сторон гирляндами тубероз, жасмина и лилий. Вглядевшись повнимательней, он заметил еще одну интересную деталь. Внутри гирлянды из маргариток, располагавшейся в центре рисунка, стояло имя ее дочери. Его словно пронзило ударом ножа. Вспомнив о своем опрометчивом обещании, сделанном под влиянием винных паров, он со свистом втянул в себя воздух — так обычно выражалось его крайнее изумление. Да, в честолюбии и хватке этой женщине нельзя было отказать. Любой из его приятелей от такой наглости просто рассвирепел бы и влепил ей такую затрещину, что она рухнула бы в беспамятстве на пол, а веер выкинул бы прочь, но Огюстен был достаточно уравновешенным человеком и понимал, что и он вел себя предосудительно, дав повод для подобных заблуждений на свой счет. А потому молодой человек без лишних слов сложил веер и спрятал его в просторный карман своего камзола. Отстегнув кошель с деньгами от пояса, которым была завязана куртка для верховой езды, он положил его на стол.

— Это все, что у меня есть взамен, мадам.

— Благодарю вас, сир.

С легкой душой он покинул лачугу Дремонтов. Огюстену казалось, что ему удалось откупиться от этой женщины и теперь не в чем упрекнуть себя. Жанна взяла кошель со стола и, прижав к груди, подошла к окну. Она увидела, как Огюстен сел на своего жеребца и галопом поскакал прочь. Лицо Жанны еще долго сохраняло странное задумчивое выражение, и Тео, заговорив с ней впервые после рождения дочери, чувствовал себя как-то неловко. Однако это состояние, как он подумал, не было похоже на приступ одержимости какой-то идеей, как это иногда бывало с Жанной.

Как только Огюстен скрылся из вида, Жанна повернулась спиной к окну и посмотрела на кошель. Он был довольно увесистым и трудно было сказать, сколько денег содержалось в нем. В любом случае их следовало приберечь, пока Маргарита не станет взрослой женщиной и не будет нуждаться в красивых нарядах. Жанне даже на секунду не пришло в голову, что этими деньгами Огюстен пытался приглушить голос своей совести: совсем наоборот, для нее кошель был еще одним символом, доказательством правоты ее предположений. Он как бы подчеркивал неоспоримость данного обещания, ведь все знали, что настоящий дворянин всегда держал слово.

Однако, что касается самого Огюстена, то он, не успев еще покинуть пределов Версаля, уже и думать забыл об этой досадной промашке. Когда стемнело, он остановился переночевать в придорожной таверне. Сопровождавший его слуга подобрал брошенную на пол комнаты пыльную одежду, вычистил ее и аккуратно сложил. Пока он этим занимался, Огюстен заснул крепким сном. Обнаружив веер, торчавший из кармана камзола, слуга тут же правильно определил его происхождение и предположил, что хозяин купил его из жалости, желая помочь той женщине-крестьянке, которая явно находилась в очень стесненных обстоятельствах. Это был красивый веер, и, если бы не написанное на нем имя «Маргарита», он вполне сгодился бы в качестве подарка для любимой женщины.

Слуга положил веер в одно из отделений кожаного саквояжа, по форме напоминавшее кармашек; там ему и суждено было оставаться еще много лет забытым и невостребованным ни хозяином, ни слугой. Он совершил много переездов и путешествий, пока, наконец, не настало время, когда о нем вспомнили и извлекли на свет Божий.

ГЛАВА 2

Жанна не оставляла своих надежд. Наоборот, они окрепли в ней до такой степени, что крестьянка временами даже смеялась вслух, зачарованная чудесными видениями. Тео несколько раз жестоко избил жену, будучи выведенным из себя ее необъяснимыми смешками и бегающими огоньками в глазах. Это злило его не меньше, чем ее постоянный плач после неудачных родов в прошлом. Он позвал аббата в страхе, что дьявол, возможно, уже овладел разумом его жены. К счастью для Жанны, добрый священник всегда с участием относился к тяжкой доле крестьянок своего прихода.

— Оставь свои опасения, сын мой, — посоветовал он Тео, — ибо неисчислима благодать, ниспосланная тебе Богом. Какая женщина не будет испытывать ликования, если после стольких бесплодных попыток, приносивших горькое разочарование, у нее появился сильный и здоровый ребенок?

И в самом деле, Жанна не могла нарадоваться, глядя на свое крепкое и быстро растущее дитя. Темные младенческие волосы сменились вьющимися, рыжевато-золотистыми кудряшками. Именно такого оттенка были волосы Жанны, прежде чем их тронула преждевременная седина. От матери унаследовала девочка и большие, круглые глаза, цветом похожие на голубой сапфир.

— Ты у меня будешь раскрасавицей, — часто ворковала Жанна над колыбелью Маргариты, когда Тео не мог слышать ее слов. — Когда-нибудь я найму человека, чтобы он научил тебя читать и писать. О да, уж на это у меня есть деньги. Вот увидишь!