Аманда Квик - Магия твоего взгляда Страница 10

— Насколько я понимаю, этот Нокс интересовался редкими растениями?

— Да. Он попросил меня устроить ему экскурсию по оранжерее. Сказал, что прочел все книги и доклады моего отца, и с восхищением рассказывал о них. Я не видела причины отказать ему.

— А вы часто проводите такие экскурсии? — спросил Калеб, оторвавшись от записной книжки.

— Нет, конечно. У меня же не Королевский ботанический сад Кью-Гарденс и не сад Ботанического общества.

Люсинду вдруг охватило давнишнее чувство обиды и несправедливости. Ей удалось не выдать себя, но она все же немного стиснула зубы. Ей показалось, что наблюдательный мистер Джонс это заметил.

— Понимаю, — только и сказал он.

— Во всяком случае, после смерти моего отца и безвременной кончины жениха желающих посетить оранжерею было очень мало.

Ей почудилось, что на его лице промелькнула тень сочувствия, но она исчезла в считанные секунды. Видимо, Люсинда ошиблась. Калеб Джонс вряд ли был настолько чувствителен.

— Продолжайте свой рассказ, мисс Бромли, прошу вас.

— Доктор Нокс провел со мной в оранжерее почти два часа. Очень скоро я поняла, что его особенно интересуют лекарственные растения и травы.

Калеб перестал писать и бросил на нее испытующий взгляд.

— Вы выращиваете лекарственные травы?

— Да, я на этом специализируюсь, мистер Джонс.

— Я этого не знал.

— Мои родители оба были талантливыми ботаниками, но интерес матери лежал главным образом в сфере изучения лекарственных свойств растений. Я унаследовала этот интерес. После смерти матери я продолжала сопровождать отца в его экспедициях. Растение, привлекшее внимание доктора Нокса, было очень редкой разновидностью папоротника, обнаруженной мною во время нашей последней экспедиции на Амазонку. Я назвала его Ameliopteris amazoniensis в честь моей матери, которую звали Амелией.

— Это вы обнаружили этот папоротник?

— Не совсем. Это заслуга небольшого племени, живущего в той части света. Но, вернувшись из экспедиции, я не нашла ни одного описания этого папоротника ни в одной книге или учебнике. А наша библиотека, смею вас уверить, весьма обширна.

Калеб с большим вниманием оглядел полки:

— Да, вижу.

— Знахарка племени показала мне этот папоротник и рассказала о его свойствах. Она назвала растение так, как называли его люди ее племени, и это название переводится как «тайное око».

— А как этот папоротник используется?

— Племя использует его в своих религиозных обрядах. Однако я очень сомневаюсь, что доктор Нокс — человек религиозный, не говоря уже о том, что он вряд ли соблюдает священные ритуалы крошечного южноамериканского племени, обитающего в весьма отдаленной деревушке в дебрях Амазонки. Нет, мистер Джонс, он использовал мой папоротник, чтобы каким-то образом приготовить яд, быстродействующий и не оставляющий после себя ни запаха, ни вкуса.

— А вам известно, какой эффект этот папоротник производил на людей во время религиозных обрядов племени? — спросил Калеб.

Вопрос удивил ее. Большинство людей не интересовались верованиями живущих где-то на краю света.

— Знахарка уверяла меня, что приготовленное из этого папоротника зелье способно открыть у человека то, что ее соплеменники называют «тайное око человека». Жители деревни верят, что именно это происходит с человеком, который выпьет зелье. Но ведь так в любой религии? Главное — это вера.

— А вы можете пояснить что имела в виду знахарка, говоря о том, что открывается тайное око?

Его несомненный интерес к этому папоротнику и его свойствам, а вовсе не к самой краже, начал пугать Люсинду. Дошедшие до нее слухи о Калебе Джонсе говорили о том, что он не просто эксцентричный человек.

Однако уже было поздно указывать ему на дверь. Она уже посвятила его в свою тайну. Во всяком случае, заменить его все равно было некем. В Лондоне было немало людей, претендующих на обладание необычными талантами. К тому же паранормальные явления вообще были в моде. Но члены тайного общества знали, что большинство этих людей были мошенниками и шарлатанами. Так что Люсинде непременно нужен Калеб Джонс. Только он.

— Я не считаю себя экспертом в религиозных верованиях, — сказала она, — но знахарка, употребляя термин «тайное око», имела в виду то, что мы с вами называем состоянием транса. Калеба вдруг осенило.

— Вот сукин сын, — сказал он почти шепотом. — Так это Бэзил Халси.

Она посмотрела на него с неодобрением:

— Вы опять ругаетесь, мистер Джонс? Неужели вы находите удивительным, что и за пределами Англии есть люди, знающие толк в паранормальном? Ведь мы не единственные, кто обладает энергетическим потенциалом.

Она вдруг резко замолчала, потому что Калеб вскочил с кресла с такой стремительностью, словно был подброшен извержением вулкана. Он подошел к дивану, поднял Люсинду на ноги и заключил в объятия.

— Мисс Бромли, вы даже представить себе не можете, как вы мне помогли. Клянусь, я готов поцеловать вас в знак благодарности.

Она была так потрясена, что не смогла произнести ни единого слова, подобающего в такой ситуации леди, и лишь испуганно пискнула, не успев опомниться, как его рот прижался к ее губам, а атмосфера вокруг них наполнилась горячей энергией.

Глава 5

Люсинда интуитивно понимала, что этот поцелуй был лишь ничего не значащим жестом, вызванным совершенно необъяснимым волнением, которое неожиданно охватило всегда сдержанного мистера Джонса. Тем не менее, она знала, что леди должны быть до глубины души оскорблены таким пренебрежением этикетом.

Сорванные поцелуи были областью жуиров, которые, пользуясь невинностью молодых девушек или смелостью любовниц, умудрялись затащить их из бальных залов в темные уголки сада. Среди замужних дам такие поцелуи были знаком незаконных связей.

Для женщины, которая позволяла мужчине такие вольности, существовало одно слово — «распущенная».

Ну и что, подумала Люсинда, ее называли и похуже.

Во всяком случае, это не было страстным поцелуем, который случается у влюбленных парочек. Этот поцелуй был всего лишь проявлением необычного избытка чувств человека, который, как она подозревала, редко позволял себе увлекаться страстями.

Поцелуй должен был прерваться так же неожиданно, как и начался, оставив после себя лишь небольшую неловкость. Вместо этого, подобно тому, как свинец превращается в золото в реторте алхимика, обескураживающее объятие превратилось в обжигающее, и притом в один неуловимый момент.

Калеб притянул Люсинду к себе и еще крепче прижался теплыми губами к ее рту в опьяняющем поцелуе.