Лора Бекитт - Запретный рай Страница 10

Девушка думала, что судно вождя с Хива-Оа будет украшено цветами, но по воде скользила простая лодка. Сколько бы Эмили ни разглядывала стоящих и сидящих в ней людей, она не могла найти среди них Атеа. Что такое могло с ним случиться, что он не приехал на собственную свадьбу?! Он тяжело заболел или… погиб?!

Когда судно причалило берегу, из него вышел какой-то человек. Церемонно поклонившись Лоа, он принялся что-то объяснять, и почти каждая его фраза сопровождалась громким, изумленно испуганным вздохом толпы.

Едва посланник умолк, Лоа набросился на него, громко выкрикивая какие-то слова. Эмили обратила внимание на пустые глаза Моаны, только что поразительно живой и красивой, а теперь напоминавшей статую. Казалось, потускнели даже краски и поникли цветы, украшавшие тело девушки.

— Что произошло? — с тревогой спросила Эмили у отца.

— Атеа… Атеа велел передать Лоа, что свадьбы не будет, что сейчас время думать о войне, а не о браке, — запинаясь, произнес Рене, а после воскликнул: — Он сошел с ума! Своими руками разрушить то, что создавалось столько лет! Когда угроза пришествия белых столь близка и реальна, такие могущественные вожди, как Атеа и Лоа, не должны ссориться! Почему он отказался от брака? Разве что услышал о своей невесте что-то порочащее… Но это невозможно! Моана не из тех девушек, которых бросают у алтаря!

— Что теперь будет? — прошептала Эмили, и ответом послужил вопль Лоа:

— Он хочет войны?! Он получит войну! Я не стану вас убивать, отправляйтесь назад и передайте своему вождю, что завтра состоится сражение! В полдень, в бухте Хана-Кау! Пусть соглашается, если он не трус!

Рене бросился к Лоа, расталкивая толпу.

— Не делайте этого! У Атеа есть много ружей, которые стреляют огнем! Он вас победит.

Вождь толкнул француза так, что тот полетел на песок.

— Прочь! Боги на моей стороне! Моя мана сильнее!

— Будет лучше, если мы уйдем отсюда, — пробормотал Рене, беря дочь за руку.

— Я должна побыть с Моаной, — сказала она, уверенная в том, что не сможет вынести выражения опустошенности в глазах девушки.

— Она не европейка, ей не нужно сочувствие. Думаю, она желает получить не жалость, а объяснение тому, почему Атеа так с ней поступил.

— Не может ли быть причиной… другая женщина? — нерешительно произнесла Эмили.

Рене горестно покачал головой.

— Только если Атеа решил во всем и до конца подражать белым! Но это вряд ли. Полинезийцы не воспринимают любовь так, как мы, — как некое таинственное чувство, существующее само по себе и обладающее неведомой силой. В этом случае они очень практичны. К тому же женитьба вождя это почти всегда в первую очередь политический шаг.

Выслушав отца, Эмили задала неизбежный вопрос:

— И что теперь будет?

— Поубивают друг друга, но чести Моаны это все равно не восстановит, — мрачно ответил Рене.

Они долго бродили по берегу, но потом Эмили все же пришлось вернуться в хижину Моаны.

Девушка лежала на циновке. На ней уже не было украшений, спутанные волосы разметались по телу. Она казалась готовой к тому, что ее вот-вот принесут в жертву каким-то богам. Эмили заметила, что лицо и грудь Моаны расцарапаны ногтями, и ее сердце сжалось от жалости.

Она не знала, что сказать, но, к счастью, Моана заговорила первой:

— Я надеюсь, отец отомстит за меня и убьет Атеа!

— Если ты желаешь ему смерти, значит, ты его не любила, — прошептала Эмили.

Внезапно преобразившись, Моана вскочила на ноги. Ее пальцы были стиснуты в кулаки, взгляд темных глаз метал молнии.

— Ты не понимаешь! — запальчиво вскричала она. — Он меня опозорил! Если он прилюдно отверг меня, значит, я порочна! Теперь не то что вождь, ни один простой мужчина не возьмет меня в жены!

— Почему он не приехал сам и ничего не объяснил?

— Потому что, — сказала Моана, — мой отец задушил бы его голыми руками.

Внезапно Эмили осознала, что тот особенный взгляд, которым смотрела на мир эта девушка, исчез. Не было ни наивности, ни неведения, ни восторга. Глаза Моаны горели таким презрением и ненавистью, что в груди Эмили все оборвалось.

Она понимала, что не должна была вторгаться в жизнь этих людей, затерянных в океанских просторах, людей, чьи обычаи и культура не похожи на обычаи и культуру других народов земли.

Впервые в жизни Эмили чувствовала себя невольной искусительницей. Полинезийцы были властителями рая, но для нее рай стал запретным местом, она могла видеть его во сне, но в реальности он был недосягаем, как луна или звезды.

Отец всегда учил ее: «Наблюдай, но не вмешивайся». Она невольно нарушила это правило и теперь пожинала плоды.

Глава четвертая

Рене Марен был прав, говоря, что междоусобные войны полинезийцев никогда не были особенно кровопролитными, прежде всего из-за отсутствия оружия, метко поражающего врага на расстоянии (они не использовали даже луки), и желания захватывать чужие территории. Места на островах, а также еды хватало всем. Но если дело касалось оскорбленной гордости, они были готовы сражаться из-за пустяка.

Ранним утром мужчины во главе с Лоа взяли лодки и отправились в бухту Хана-Кау. Женщинам, старикам, детям, а также белым гостям было велено оставаться в деревне.

Казалось, Моана совершенно не волнуется за исход боя и жизнь своего отца. Она как ни в чем ни бывало сидела во дворе и расписывала тапу растительными красками.

Эмили было известно, что островитяне никогда не стирают одежду. Когда она загрязнялась, ее просто выбрасывали. Потому в каждой хижине всегда лежало несколько рулонов тапы.

Ее изготавливали из тутового дерева. Полосы луба тщательно очищали острыми раковинами или вымачивали, а затем разрезали на полосы, из которых после «склеивали» одежду.

— Думаешь, твой отец победит? — спросила Моану Эмили, с утра не находившая себе места.

— Конечно. У него более сильная мана, — ответила девушка, и белой гостье почудилось, что в ее голосе нет былой сердечности.

— Ты говорила, что мана Атеа очень велика.

— Только не в том случае, если от нее веет безумием!

Эмили с трудом сдерживалась, чтобы не побежать на противоположный конец острова, в бухту Хана-Кау. Почему-то ей казалось, что там должно произойти что-то ужасное.

Она оказалась права: в полдень из-за скалы появились лодки, и вся деревня высыпала на берег.

Лоа стоял на носу переднего судна, держа копье наперевес; мощный торс вождя золотился на солнце. Было ясно, что победа на его стороне.

Подробности Эмили узнала от Моаны.

Воины Атеа имели столько же лодок и были вооружены так же, как воины Лоа, копьями и пращами: очевидно, ружья предназначались только для войны с французами. Моана не приняла это во внимание, тогда как Эмили сочла поведение молодого вождя благородным.