Робин Хэтчер - Помнишь?.. Страница 10

Том взглянул на дедушку.

Хэнк махнул рукой, как будто прогоняя надоедливую муху.

– Ступай вместе с сестрой. Я все равно собирался лечь спать. Мы сможем поговорить завтра утром.

Когда Том переступил порог кухни, Сара уже успела налить две чашки кофе и ставила их на стол. Они сели напротив друг друга, и она с улыбкой наблюдала, как он обхватил руками горячую чашку и выпил залпом почти полчашки, прежде чем поставил ее на стол.

– Ну вот, – сказала она, – немного согрелся. А теперь расскажи мне все, что ты сегодня узнал.

– Я думаю, что это неподходящий предмет для обсуждения с незамужней девицей...

Она больно ударила его под столом ногой.

– Ой! – Он наклонился, чтобы потереть ногу.

– Не смей говорить мне такие вещи, Томми Мак-Лиод! – рассердилась она. – Я знаю намного больше, нежели ты думаешь.

– Разве что о бальных залах и английской аристократии, – пробормотал он и усмехнулся. – Если честно, это было самое потрясающее переживание в моей жизни, Сара. Очень тяжело было Ларк... Я хочу сказать, миссис Джонс. Но видеть, как начинается жизнь... – Он умолк.

Взгляд Сары упал на его руки, которые снова обхватили теплую кофейную чашку. Второй раз за эти дни она подумала о его руках, о том, как он будет лечить их друзей и соседей... Комок встал у нее в горле, и на глазах выступили слезы.

– Я так горжусь тобой, Томми, – прошептала она. – Я надеюсь, что ты это знаешь.

– Конечно, знаю, сестренка. А я очень горжусь тобой.

Сара подумала, как ей повезло, что у нее такой брат.

Фанни смотрела, как ее сестра Оупэл наклонилась к подвыпившему мужчине возле бара, открывая ему обширный вид на свой не менее обширный бюст. Ее смех перекрывал звуки пианино, на котором Куинси барабанил веселый, хотя и фальшивый мотив.

Желудок бедной девушки сжала сильнейшая судорога. Она испугалась, что ее вырвет. Повернув голову, она увидела Грейди О’Нила, который, нахмурившись, наблюдал за ней. Грейди был владельцем салуна «Поуни», и это благодаря ему у Фанни было место, где она могла пережить зиму в тепле. Когда ее мама умерла, она не знала, что ей делать, кроме как написать Оупэл. Она не знала, что ее старшая сестра работает в салуне. Впрочем, они никогда не были особенно близки. Когда Оупэл уехала из дома, Фанни было три года, и они были разлучены тринадцать лет.

– Она может здесь остаться, – сказал Грейди, когда Оупэл втащила только что приехавшую в Хоумстед Фанни к нему в контору. – Но она, как и вы все, девочки, должна будет заработать на свое содержание.

– Она ничего не знает о таких вещах, Грейди, – запротестовала Оупэл. – Ты только посмотри на нее. Ты не можешь требовать от нее, чтобы она...

– Она может подавать спиртное и улыбаться. Ничего другого она не должна делать... пока.

Желудок Фанни снова взбунтовался. Желчь подкатила к горлу, из глаз полились слезы, пока она старалась подавить тошноту.

Она не понимала, как Оупэл могла это делать. Каждый вечер ее сестра красилась, надевала вызывающе яркое платье, оставлявшее почти открытыми грудь и ноги, и спускалась вниз флиртовать с мужчинами, которые посещали салун «Поуни». Некоторые из них заканчивали вечер в постели Оупэл. Фанни это знала, потому что ее выгоняли из комнаты, которую она делала с сестрой, и она ждала, когда «гости» уйдут.

В ушах Фанни звенело. Ее бросало то в жар, то в холод, а над верхней губой выступил пот. Ей хотелось лечь в постель, но было похоже, что Оупэл скоро понадобится комната.

Она на секунду закрыла глаза и заставила себя сделать глубокий вздох, надеясь, что это поможет ей подавить тошноту. Грейди сказал, ч го она должна заработать свое содержание. В ее обязанности входило подавать напитки клиентам, улыбаться и носить платье, бесстыдно открывающее ее грудь. Кроме того, Фанни по утрам подметала помещение, мыла стаканы и кружки, и делала все, что Грейди ей приказывал.

– Эй, привет, милочка!

Она открыла глаза и увидела прямо перед собой седовласого мужчину в темном костюме и трикотажном галстуке. Его волосы были гладко зачесаны назад, а борода недавно подстрижена, но, судя по запаху, который от него исходил, он не удосужился пойти в баню, прежде чем надеть костюм. По его глазам было видно, что он уже успел принять изрядную дозу виски, и, глядя на нее, он слегка покачивался.

– Ты новенькая. Когда я в последний раз был в Хоумстеде, тебя не было. Пойдем, посиди со мной.

Она покачала головой. Это движение вызвало у нее головокружение.

– В чем дело? Я недостаточно хорош для тебя?

– Извините. Я... я...

– Пошли. – Он схватил ее за руку и дернул к себе. На сопротивление ушли последние силы – она уже больше не могла подавлять тошноту. Рвота обдала пиджак и брюки мужчины. Она обхватила себя руками и наклонилась вперед, пытаясь остановить рвоту, но все было тщетно. Она слышала, как кто-то злобно кричит, но не могла уловить смысла слов.

Кто-то опять потянул ее руку и сильно ударил по щеке, от чего в ушах у нее зазвенело, а комната закружилась.

Она упала на колени, и ее снова вырвало. Слезы жгли ей глаза. Горло горело.

Грейди О’Нил теперь наверняка выгонит ее. Оупэл тоже не захочет с ней возиться. Что она тогда будет делать? Куда ей идти, если Грейди ее вышвырнет?

Может быть, она умирает, как ее мама. Мама перед концом ничего не удерживала в желудке. Фанни не боялась смерти. Она почти желала ее. По крайней мере, мертвой ей уже не придется мучиться...

Она плотно сжала веки и провалилась в темноту и безмолвие.

ГЛАВА VI

Прошло много лет с тех пор как Джереми посещал церковь, хотя прощальные слова проповедника над гробом умершего ему последнее время приходилось слышать очень часто. Войдя в церковь общины Хоумстеда, он удивился умиротворению, которое охватило его измученную душу.

Возвращаясь мыслями в прошлое, Джереми понял, что вряд ли насчитает более полудюжины случаев, когда Тед Уэсли – а следовательно и его сыновья – пропустили воскресную службу за все те годы, пока рос Джереми. Сегодня, спустя почти четырнадцать лет, он подошел к той самой скамье, на которой всегда сидело семейство Уэсли, так, как если бы приходил сюда каждое воскресенье.

Конечно, многое изменилось. Когда он был мальчиком, он слушал проповедовавшего с кафедры преподобного Пендроя. Теперь пастором в церкви был Саймон Джекобе, осанистый человек среднего роста, читавший проповедь высоким голосом, с четкой артикуляцией.

Джереми огляделся по сторонам.

Некоторые из прихожан были ему незнакомы, но было и множество знакомых лиц. Одни вместе с ним учились в школе – теперь у этих бывших школьных товарищей были свои семьи. Другие за время его отсутствия состарились. Несколько прихожан многозначительно отсутствовали. Как и его отец, они умерли и навсегда останутся такими, какими он запомнил их в юности.