Маргарита Свидерская - Юность Екатерины Великой. «В золотой клетке» Страница 10

– Я уже сообщила князю о назначении его обер-гофмейстером вашего Малого двора, с завтрашнего дня он приступит к новым обязанностям. А бездельников графа Брюммера и обер-камергера Бергхольца от занимаемых ими должностей при великом князе я приказала освободить. Довольно. Ну-с, вижу, вы довольны, Петр Федорович? Угодила. А теперь побалую я и вас, княгиня Екатерина Алексеевна! Так и быть, назначаю к вам обер-гофмейстериной свою родственницу – графиню Марию Чоглокову! Дама известная своими добродетелями и преданностью! Вы с нею знакомы.

– Благодарю вас, Ваше Величество! – побледнела Екатерина. Она хорошо знала новую статс-даму – двоюродную сестру императрицы. С одной стороны, назначение ей в услужение столь знатной женщины – особая милость, но с другой – надзор за княгиней ужесточался прямо пропорционально. Гофмейстерина должна всегда быть рядом с Екатериной, общение любого человека с княгиней только через нее.

«Чем же я так прогневала Елизавету?! Ни для кого не секрет, что Чоглокова – глаза и уши Бестужева! А уж он-то ни любви, ни слабой приязни ко мне не питает».

Появление на следующее утро Чоглоковой Екатерина пережила с большим трудом. Присутствие женщины давило на нее и угнетало. Княгиня пряталась за чтением книг, изредка прислушиваясь к мельтешению надзирательницы – Чоглокова переселялась, внимательно следя за слугами, которые перетаскивали узлы и корзины с вещами.

Образ добропорядочной, счастливой и любящей жены, что демонстрировала новая гофмейстерина, раздражал, и Екатерина, обычно приветливо принимавшая новых женщин в свою свиту, пыталась успокоиться – читала новый французский роман.

История влюбленных оказалась печальной. Слезы сами набегали на глаза, Екатерина, как ей казалось, смахивала их украдкой и тайком вздыхала. На отношение к Чоглоковой повлиял донос Крузе, дама преданно доложила об инструкциях Елизаветы в отношении великой княжны и причины, по которым это назначение состоялось.

«Ее Величество так и сказала: ты, сестрица, должна служить образцом для великой княгини. Ты теперь – хранительница супружеского согласия великокняжеской четы!» – вспоминала слова Крузе, передавая их дословно Екатерине. И так горько становилось от всеобщей осведомленности ее семейных отношений с Петром, что уж и книжных строк не видела, и думать ни о чем не могла. Ведь не было этих отношений! Склонная корить во всем себя, Екатерина металась в попытке их устроить, придумать, но все разбивалось не начавшись. Для Петра Федоровича она оставалась верным другом и соратником, но никак не возлюбленной. Описанные в романах сцены соблазнения вызывали яркий румянец на ее щеках, она пыталась представлять себя и супруга наедине в постели, но не получалось – выходило грубо и пошло. Екатерина понимала: она оказалась совершенно неподготовленной к семейной жизни. И это при знании о флирте, любовных страстях, адюльтерах, окружающих ее. Печаль и отсутствие подсказки, редкие, но имеющие место намеки императрицы, что всплывали в воспоминаниях, довели Екатерину почти до обморочного состояния.

– Я плохо себя чувствую, пойду прилягу! – объявила она женщинам, в надежде, что в спальне сможет спокойно поплакаться, вдали от назойливых глаз. Но не тут-то было. Чоглокова засуетилась, приказала привести лекаря, послала сообщить о плохом самочувствии великой княгини императрице и наследнику, словом, подняла шум, от которого так стремилась уйти Екатерина. Это ее расстроило еще пуще, и слезы неудержимо полились ручьем.

Лекарь осмотрел великую княгиню и пообещал на следующий день пустить кровь.

Екатерина вздохнула с облегчением: ее наконец-то все оставили в покое. В слезах она уснула, пообещав себе стать счастливой – назло врагам, которые отнимали у нее остатки свободы, дорогих ее сердцу людей, лишали права радоваться. Любить она еще не умела, в том смысле, что не знала, как это не иметь силы жить без другого человека, ловить взгляд, трепетать внутри при его приближении. Она понимала, что любовь – это нечто большее, чем привязанность, которую испытываешь к родителям или родным. Хотя Петр был ей родственником, и по зову крови она уже любила его. Прояви он хоть маленький намек на нечто большее, и Екатерина бы загорелась, зажглась. От незнания что делать и плакала. Вечером, ночью, под утро, засыпая.

Утром пришла императрица. Она положила прохладную руку на лоб великой княгини и внимательно осмотрела ее.

– Нельзя так много плакать, дорогая! У вас красные глаза, вы плохо выглядите.

– Виновата, матушка, что-то с нервами, – пролепетала Екатерина, применяя на деле совет уволенной от нее Крузе. Императрица, подхватив пышные юбки, присела на край кровати, взяла ее за руку, нежно погладила.

– Вы похожи на молодую жену, которая не любит своего мужа. Слишком много слез. Я не понимаю вас. Когда решался вопрос о браке с Петром Федоровичем, ваша мать уверяла меня, что мой наследник не противен вам. Вас ведь не принуждали к браку, Екатерина? Вы по доброй воле пошли за Петра?

– Клянусь Богом, государыня, конечно, по доброй воле! Как вы могли подумать иное? – перепугалась Екатерина предположения императрицы. – И тогда и сейчас я испытываю к мужу нежную привязанность.

– Тогда мне не понятны эти ваши нервы! Вам нужно прекратить плакать и больше уделять внимания своему супругу. Это ваш долг как жены, но есть и другой – долг женщины, будущей императрицы – вы обязаны подарить государству наследника! Я надеялась, что ваша мать говорила с вами об этом, – внимательный взгляд императрицы проникал глубоко и смутил Екатерину. – Говорила?

Екатерина залилась румянцем и кивнула, попыталась ответить, но императрица подняла руку, останавливая ее:

– Нежные чувства – это хорошо. Но этого мало, дорогая. Чувства должны быть видны, а вы их прячете за слезами и нервами. Нельзя забывать о долге, мужчины не любят плачущих жен! Я специально назначила графиню Чоглокову гофмейстериной. Она добра, но ее главное достоинство – она любящая супруга, счастлива в браке. У нее дети. Считаю, имея такой пример перед глазами, вы быстрее научитесь правильно себя вести с мужем и, надеюсь, вскоре подарите мне наследника.

Императрица поцеловала Екатерину в лоб, перекрестила:

– Поправляйтесь, ведите себя благоразумно – вы нужны России, – и вышла.

После кровопускания Екатерина почувствовала себя легче, она смогла подняться на следующий день, ее навестил Петр. Вид супруга был несколько смущенным, что он тут же по прямоте своей и пояснил:

– Я в растерянности. Мне дали понять, что вы меня не любите, так ли это, Екатерина?

– Ах! Я совершенно ничего не понимаю, Ваше Высочество! Это очередной заговор против нас! Ко мне приставили графиню Чоглокову, и это чудо, что ее нет сейчас рядом! Мне дали понять, что я должна брать с этой дамы пример, и только так смогу доказать свою привязанность и любовь к вам! Боюсь, меня подозревают в чем-то грязном и неприличном!