Лидия Джойс - Порочные намерения Страница 11

Двигаясь быстро и тихо, она поставила свечку на стол и просунула ножку стула в дверную ручку. Затем раздвинула занавески, за которыми должно было быть окно, но на самом деле оказалась еще одна дверь — на заднюю лестницу. Накинув на плечи плащ, Эм открыла дверь и убежала.

Глава 5

Через десять секунд после того как Эм закрыла за собой дверь в туалетную комнату, Томас понял, что совершил ошибку. Столько вещей привели его рассудок в хаос — невероятная сила ее реакции на него, ее неопытность, само по себе обнаружение этой женщины в подобной обстановке. И конечно, когда он стянул с нее вуаль…

Пепельно-каштановые волосы обрамляли лицо, светящееся, как тончайший фарфор, и он испугался, как бы оно не разбилось…

То, что такие слова, такой голос исходили из таких губ, от женщины с таким лицом — в это трудно было поверить. То, что он теперь практически насилует это неземное создание, казалось почти бесчеловечным. Но поскольку на этом лице отражались все те чувства, которые он надеялся на нем увидеть — потрясение и страх, ужас и глубочайшее наслаждение, — он просто не сумел себе представить, что можно поступить как-то иначе.

Он надеялся — возможно, по глупости, — что сможет как-то освободиться от ее влияния, отдавшись темным порывам, которые она вполне сознательно поощряла в нем. Он ошибся. Он горел, вожделея ее, и вожделение это было сильным как никогда.

Отогнав эти мысли, он подошел к двери в туалетную комнату, повернул ручку и толкнул дверь. Дверь сразу же ударилась обо что-то, ручка дернулась у него в пальцах. Внутри все сжалось, и он подергал дверь. С третьего рывка предмет, находящийся позади двери, выскользнул с протестующим треском. Томас бросился в комнату и увидел, что она пуста, только колышутся занавеси. С тошнотворным чувством он раздвинул их.

Еще одна дверь. Она убежала. Томас ударил кулаком по двери, она распахнулась, и показалась лестница, вьющаяся по задней стене дома и спускающаяся в вонючий двор — и там, в самом конце, он заметил какое-то движение.

Томас мгновенно перепрыгнул через перила. Еще прыжок, и он оказался на земле. С трудом сохранив равновесие, Томас побежал к воротам — они все еще слегка покачивались, с такой силой распахнул их только что выбежавший на улицу человек.

Он бросился следом и оказался в переулке. «Тебе повезет, если тебя не пырнут за это ножом», — подумал живший в нем циник.

Вот оно, быстрое движение в конце проулка. Томас побежал вперед. Он различил смутный силуэт человека. Бросился к нему, протянул руку, схватил за плечо и круто повернул к себе.

— Могу вам помочь, сэр? — Голос был стариковский, дрожащий. — Я не делаю ничего дурного.

Томас повернул морщинистое лицо к слабому свету наполовину скрытой туманом луны. Трудно было сказать, принадлежало ли оно мужчине или женщине.

— Здесь не проходила женщина?

— Может, и проходила, — ответила фигура, а потом снова сжала губы.

— Спасибо, — пробормотал Томас и бросился дальше. Проулок резко взял вбок, и Томас еле успел замедлить бег, чтобы свернуть за угол, и тут он ударился обо что-то с такой твердой силой, что у него перехватило дыхание.

Послышался крик боли, тот, о кого он ударился, растянулся на земле. Эсмеральда. Томас шагнул к ней. Она лежала, тяжело дыша. Он не решился наклониться и поднять ее. Напротив, Томас поставил ногу ей на поясницу, чтобы лишить ее возможности двигаться. Если она решит, что он — жестокое животное, тем лучше.

— Даже и не пытайтесь убежать от меня, — сказал он, стараясь, чтобы она не поняла по его голосу, с какой жадностью он вбирает воздух в легкие. — Я выслежу вас и заставлю заплатить с процентами за ваш вызов.

Он убрал ногу и протянул руку и тут же отпрянул, потому что она мгновенно перевернулась на спину и запустила обломком какой-то доски ему в голову. Выругавшись, Томас выбил из ее руки это импровизированное оружие, потом рывком поднял ее на ноги с такой силой, что она закричала. Он притянул ее к себе, не оставив никакой возможности для сопротивления.

— И еще я не советую вам прятаться по углам в надежде размозжить мне голову, — прошипел он ей в ухо. — Я ударю всякого, кто нападет на меня.

Она дышала испуганно, отрывисто. Он чувствовал это дыхание своей грудью. Ее лица не было видно, вуаль скрывала его. Почему она так действует на него? Почему — даже теперь, когда он насытил свою похоть, — он хочет ее сильнее, чем прежде.

Глупо. Он крепко взял ее за плечи, его возмущение самим собой удвоилось, когда он понял, что вымещает это возмущение на ней.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. А он очень прост. Я снова задаю его: откуда у вас это ожерелье?

— У меня было видение, — упорствовала она.

— Нет, Мерри. Такой ответ я не принимаю. — Он повернулся и пошел по проулку, волоча ее за собой.

— Куда вы меня ведете? — В ее голосе слышался страх.

— Куда хочу, — ответил он, — пока вы не дадите мне ответ, который мне нужен.

— Я не знаю, чего вы еще хотите!

— Меня устроила бы правда. — Он нашел пролом между двумя домами, и они оказались на улице, где был вход в цыганскую таверну, а в нескольких шагах от нее стоял экипаж Гамильтона.

— Это моя карета, — сказал он. — Садитесь.

Женщина сидела напротив него в темной карете, и он ощущал ее напряжение. Он толкнул ее на сиденье, где обычно сидит прислуга, но она не возражала. Ее бешеное сопротивление перешло в смирение.

Смирение, в которое он не верил ни секунды.

— Снимите вуаль, — приказал он.

— Нет. — Ответ был быстрый и недвусмысленный.

— Я уже видел ваше лицо.

— Тогда вы должны забыть его. Вы видели лицо мертвой женщины. — Горечь, прозвучавшая в ее словах, заставила его замолчать, подумать в первый раз, что перед ним не просто чье-то орудие, одетое так, чтобы играть роль, для которой оно не подходит, но человек со своей отдельной жизнью, с мечтами и воспоминаниями. И сожалениями…

— Как ваше настоящее имя? — спросил он.

Она молчала очень долго, и он решил, что она никогда не ответит.

— Это не имеет значения, — сказала она в конце концов. Голос ее изменился, она больше не пользовалась грубыми вызывающими словами, голос звучал теперь мягко, податливо, и ему показалось, что он, Варкур, — ее последняя и единственная надежда. Ему казалось, что ее глаза под вуалью блестят, и он ругал себя за то, что невольно поддался на ее уловки. — Мне нравится имя Мерри. Оно ничуть не хуже любого другого имени.

— И Эсмеральды?

В ее голосе прозвучал сарказм.

— Оно даже лучше, если я, как вы сказали, славна английская девушка. — Она погрузилась в молчание, потом прошептала так тихо, что он едва услышал ее: Господи, помоги мне.