Ольга Крючкова - Загадки судьбы Страница 11

— Да, сударь, это вы точно изволили заметить: и должен был бы я тепла искать в объятиях иных…

— Что вы хотите сказать, поручик! — воскликнул барон.

— Я, да помилуйте — ровным счетом ничего. Не я, простите, изъясняюсь барышне в столь витиеватой форме. Обычно я предпочитаю говорить прямо то, что чувствую.

Барон округлил глаза.

Соня поняла, что назревает скандал.

— Господа, позвольте! За своим спором вы и вовсе обо мне забыли. Может быть, вы все же обратите на меня внимание? — поинтересовалась прелестница и надула губки.

Мужчины переглянулись: действительно, в пылу взаимной неприязни они совершенно забыли о барышне.

— Простите, Софья Николаевна. — Альберт слегка поклонился. — Каюсь…

— Я тоже, — вторил ему барон.

6

Поручик и барон откланялись и одновременно покинули гостеприимный дом Бироевых. Фон Унгер поймал извозчика первым и чуть слышно назвал адрес. Примерно через минуту Альберт тоже уже сидел в санях, кутая ноги в теплый плед.

— Голубчик! — обратился он к кучеру. — Давай помалу вон за теми санями. Сверху наброшу полтинник, не обижу.

Сани Альберта двинулись за бароном. Дом Бироевых располагался в Ипатьевском переулке, сани свернули на Ильинку и, не выпуская из вида предмет наблюдения, поехали вслед. Проехав немного по Ильинке, сани барона свернули в Богоявленский переулок, затем, проследовав по нему, выехали на Никольскую улицу и остановились около трактира. Барон расплатился с извозчиком и скрылся в заведении.

Альберт посетовал, что на морозе в санях особенно долго не посидишь, через полчаса — окочуришься, и, также расплатившись, вошел в трактир.

Заведение оказалось второсортным. Поручику тотчас бросилось в глаза пестрое общество: и мужчины, и женщины были здесь какие-то неестественные. Дамы, пестро одетые и чрезмерно накрашенные, пили наравне с кавалерами, те же в свою очередь не отличались особой галантностью, говорили громко и все норовили прочитать то монолог, то стих.

«Актерская братия, догадался Альберт, что ж, посмотрим, как наш барон развлекается…»

Альберт сел за дальний столик, к нему тотчас подбежал халдей, наверняка определив в посетителе человека состоятельного.

— Чего изволите-с? — Халдей согнулся в поклоне.

— Расстегайчиков с мясом да штоф водки, — заказал поручик.

— Сию минуту-с, сударь…

Альберт ухватил халдея за рукав вышитой косоворотки.

— Скажи-ка, любезный, погоди убегать. А что за публика здесь собралась? Уж больно они на актеров похожи.

— Так и есть, сударь, — кивнул услужливый халдей. — Актеры они и есть-с. Здесь же в двух шагах театральная площадь, так вот каждый вечер у нас в заведении гуляют-с.

— И много пьют?

— Ох, сударь, много…

— Хорошо, неси расстегайчики с водкой.

Халдей удалился.

В ожидании заказа Альберт наблюдал за фон Унгером. Тот приблизился к столику, за которым сидели две размалеванные девицы не первой свежести и мужчина, по виду похожий на комика.

Барон расцеловал дамам ручки, кивнул комику и сел за стол. Компания находилась уже в изрядном подпитии и явно обрадовалась появлению барона.

Одна из девиц рассмеялась и указала на свой правый глаз. Барон что-то отвечал по поводу своей повязки, затем снял ее. И к своему удивлению, поручик увидел, что глаз-то барона совершенно целый, даже синяка нет в отличие от него самого.

В это время халдей поставил перед поручиком заказ и наполнил рюмку водочкой. Альберт лихо проглотил содержимое рюмки и закусил расстегаем.

Барон также уделял внимание водке и закуске, с жаром рассказывая нечто, что приводило его друзей в восторг.

Веселье в трактире продолжалось почти до полуночи, затем посетители начали постепенно расходиться: кто своими ногами, а кого приходилось выводить под руки.

Барон и его компания также покинули заведение, поймали сани и громко приказали ехать в Кривоколенный переулок. Альберт изрядно устал, ему было вполне достаточно того, что он видел: барон притворялся, но зачем?

Поручик решил обо всем рассказать Воронову, а там видно будет…

Сонечка лежала в кровати, но сон не шел. Она пыталась читать, но ровным счетом ничего не понимала. Мысли путались: уж слишком много событий за последнее время произошло.

Марфуша давно спала в своей каморке под лестницей, так что поделиться ей своими сомнениями было не с кем. А сомнений накопилось предостаточно.

Припоминая предыдущий бал в Преображенском, Соне все же казалось странным появление барона фон Унгера. А его настойчивые, даже назойливые взгляды заставляли чувствовать ее неловко. Однако барон воспитан, галантен, а как он читает стихи!

Что же еще? Да, а при упоминании о Псковском имении он повел себя странно, явно смутившись. Соня ворочалась в постели и так и эдак, но мысли не прекращали лезть в голову: «А вдруг это Лизка-злыдня подговорила барона надеть повязку и подшутить надо мной? Она никогда не простит мне гранатового перстня. Но откуда сестрица знает этого барона? Не помню, чтобы ее когда-либо с ним знакомили…»

Наконец Соня заснула. Ей снилась свадьба: как стоит она перед алтарем, вся в белом, фата закрывает лицо; рядом жених — в черном фраке и, разумеется, с повязкой, скрывающей глаз… Появляется священник, он смеется… От его смеха у Сонечки по спине бегут мурашки. И в довершение всего священник вынимает свой правый глаз и протягивает прямо ей… Соня кричит от ужаса. А священник лишь усмехается:

— Ну что, голуба?! Пойдешь за меня замуж? Ведь я тоже одноглаз!

Соня проснулась в холодном поту. Ей стало жутко: ах и зачем она уговорила Марфушу погадать перед Рождеством? Правильно говорила горничная: грех все это! Вот теперь и расплата…

Все следующее утро и часть дня вплоть до трех часов пополудни Сергей Воронов верхом на лошади гарцевал по плацу. Генерал-губернатор сдержал слово и явился на подготовку к предстоящему смотру, посвященному приезду императорских особ.

Посидевши верхом на отменном черном, как вороново крыло, жеребце, генерал-губернатор устал, ему было тяжело — годы брали свое. Высокому гостю принесли кресло и укутали ноги меховым одеялом.

Генерал-губернатор постоянно что-то бубнил себе под нос, недовольно фыркал, пил коньяк и закусывал лимоном. Сергей понимал: начальству влетит сполна, ибо его превосходительство явно не доволен.

Поручик замерз: венгерка, подбитая мехом, не рассчитана на такой холод, руки под перчатками сводило, ноги чуть ли не примерзли к бокам несчастной лошади…