Елена Арсеньева - Отрада сердца моего (Анастасия Минкина) Страница 11

Однако надежды на это были напрасны.

Винить в жестокости правосудие? Но ведь Настасья тоже хватала за руки Василия, тоже молила о пощаде…

Первым подвергся порке Василий Антонов. Едва число отсчитанных ударов превысило сотню, он умер. Еще меньше ударов выдержала его сестра…

Затем к «кобыле» – станку для порки – привязали Дарью Константинову. По приговору уголовной палаты ей надлежало получить 95 ударов кнутом. Мало кто сомневался в том, что тридцатилетняя женщина умрет. Тем не менее Константинова стойко вынесла назначенное ей наказание. Ну что ж, богатым людям иногда удавалось взятками смягчать палачей, которые умели ослаблять силу удара при порке кнутом. В результате Дарья перенесла большее количество ударов, чем Прасковья Антонова, живой сошла с «кобылы» и не умерла в последующие дни в тюрьме.

Из трех осужденных девушек одна умерла, две выжили.

Немало хлебнул в суде унижений и брани Иван Аникеев, главный соглядатай Анастасии Шумской. Некогда он представил ее графу Аракчееву – и за это заслужил ее вечную благодарность. Его никогда Настасья не наказывала, а, наоборот, всячески отличала. Но на суде преданность Аникеева Анастасии Шумской и его всегдашняя осведомленность в делах дворни сыграли с ним плохую шутку: судьи не поверили в то, что он будто бы ничего не знал о заговоре. Как ни плакал Аникеев, как ни божился, на судей это ни малейшего впечатления не произвело. Его прямо обвинили в том, что он специально оговаривал дворовых людей перед Шумской, дабы вызвать их наказание и тем спровоцировать обоюдное недовольство хозяйки и слуг. Его секли кнутом, а потом вернули хозяину.

Все дворовые люди, не попавшие в число двенадцати осужденных Уголовной палатой, также были возвращены к графу. Аракчеев относился ко всем освобожденным с мрачным недоброжелательством, однако никого до смерти не травил, не сек, не преследовал. Просто тихо ненавидел. Когда один из оправданных – кучер Иван Яковлев – был смертельно ранен в результате несчастного случая, Аракчеев написал о происшедшем в своем письме: «Иван Яковлев замешан в смертоубийстве покойного милого друга Н. Ф., вот Бог его и наказал. Туда плуту и дорога».

В это же самое время – 14 декабря 1825 года – в столице произошли кровавые события, и новый российский самодержец с первых же дней своего правления оказался втянут в обширное и сложное расследование, связанное с восстанием декабристов. Убийство аракчеевской наложницы при таких обстоятельствах интересовало императора Николая Первого менее всего. Возможно, что и надуманную идею «заговора против Аракчеева» монарх считал вздорной. Кому нужен Аракчеев, если столичные мятежники помышляли об убийстве самого монарха и его семьи!

Между тем убийство Настасьи Федоровны незадолго до мятежа в столице имело самые неожиданные последствия для России. Потрясенный Аракчеев практически забыл о тех сведениях, которые получил от Шервуда! Не думал о них и император Александр – он искренне волновался о самочувствии графа Алексея Андреевича, хотя и сам в то время был очень болен. В ноябре 1925 года император писал Аракчееву: «Твое здоровье, любезный друг, крайне меня беспокоит… Признаюсь тебе, мне крайне прискорбно, что Даллер ни одной строки о тебе не пишет, когда прежде он всякий раз исправно извещал о твоем здоровье. Неужели тебе не придет на мысль то крайнее беспокойство, в котором я должен находиться о тебе в такую важную минуту твоей жизни? Грешно тебе забыть друга. Любящего тебя столь искренно и так давно!»

Это письмо было последним: 19 ноября император Александр умер. Это был очередной страшный удар для графа Алексея Андреевича. С глубоким отчаянием он встречал гроб с телом царя на границе Новгородской губернии и провожал его до Петербурга, где при погребении, выполняя свою последнюю обязанность на службе покойному государю, нес корону Казанского царства.

Император Николай Первый вовсе не питал к Аракчееву столь теплых чувств, которые демонстрировали его отец и старший брат. Впрочем, здоровье Аракчеева было сильно расстроено двумя трагическими смертями дорогих ему людей. Отправляясь в 1826 году на лечение с последующей отставкой, он получил от нового императора на путевые издержки пятьдесят тысяч рублей, которые немедленно пожертвовал ведомству императрицы Марии Федоровны на учреждение пяти стипендий имени Александра Благословенного при Павловском институте – для воспитания дочерей новгородских дворян.

Кстати, это было не единственное его денежное пожертвование. Спустя несколько лет он внес в Государственный банк под большие проценты пятьдесят тысяч рублей – с тем чтобы в 1925 году сумма эта была обращена в награду автору лучшей истории Александра и на ее издание (надо ли говорить, что в 1925 году никто об сем и не вспоминал… в эту пору, да и в последующие времена, память Аракчеева только поливалась грязью); еще триста тысяч он пожертвовал Новгородскому кадетскому корпусу; на свои средства поставил бронзовый памятник Александру…

«Теперь я все сделал, – говорил он, – и могу явиться к императору Александру с рапортом».

Смерть не заставила себя ждать и пришла за ним в апреле 1834 года.

Кстати, последние годы жизни Аракчеева роль его погибшей домоправительницы отчасти приняла на себя ее племянница – Татьяна Борисовна Минкина. Рассказывают, это была девица кроткого нрава и очень жалостливая к крепостным людям. Она всегда заступалась за тех, кто навлекал на себя аракчеевский гнев, и пользовалась потому самой доброй славой. Граф запрещал Татьяне Борисовне выходить замуж, и лишь после смерти графа она стала женой молодого поручика Владимира Андреева. Правда, графа она не бранила, а благословляла. Ведь Аракчеев отказал Татьяне Борисовне Минкиной в наследство десять тысяч рублей золотом.

А что касаемо Настасьи…

Граф велел написать для храма в Грузине икону Богоматери, на которой изображена была Настасья в образе Пресвятой Девы, ну а Мишенька – в образе Христа-младенца. Говорят, она сохранилась до наших дней.

Вот это любовь была…

Кстати, она нашла отражение в известном литературном произведении столетие спустя. Когда мессир Воланд задумал созвать в Москве, на Садовой, в доме 302-бис, в нехорошей квартирке, свой знаменитый бал, он не преминул позвать на него Настасью Федоровну. Ведь туда приглашались только исключительные красавицы со скандальной репутацией!

И вот как Коровьев представил ее Маргарите:

«– Госпожа Минкина… Ах, как хороша! Немного нервозна. Зачем же было жечь горничной лицо щипцами для завивки? Конечно, при этих условиях зарежут».

Аракчеев приглашения на сей бал, увы, не заслужил, что, конечно, вызвало бы у него приступ ревности, когда бы насельники того света были подвержены столь земным чувствам.