Селеста Брэдли - Самый желанный герцог Страница 11

— Близко, — сказал Грэм. — Но не то.

Софи заставила себя сконцентрироваться на предмете, а не на том факте, что она может ощущать жар его тела на своей коже, как раз там, где он наклонился к ней, хотя и не совсем касался ее…

Затем она догадалась.

— Рог! — Она вслепую замахнулась им на Грэма. — Это рог!

Он громко рассмеялся, хотя девушка ощутила, как он пригнулся.

— Верно, хотя, научно выражаясь, я полагаю, что это олений рог. — Молодой человек забрал рог у нее. — Я положил его себе в карман прошлой ночью в доме и забыл о нем.

— Ага. Трофей могучих охотников? — Софи ждала, потому что Грэм никогда не упускал возможности пошутить на тему своих братьев или отца.

Другой объект, маленький и круглый, теплый от его руки или, возможно, его кармана, приземлился на ее ладонь. Девушка зажала его в руке. Кольцо? Она рассеянно надела его на палец. Кольцо подошло ей.

Софи покрутила пальцем и засмеялась.

— Как оно смотрится?

Теплые пальцы Грэма молча завладели ее рукой и сняли кольцо. У Софи возникло ощущение, что она сказала или сделала что-то неправильно.

— Это что-то значимое? — Она не хотела легко относиться к происходящему, но опять же, это была просто игра. Не так ли?

— Просто кое-что старое, — медленно ответил Грэм. — Дай мне руку снова.

В этот раз его прикосновение ощущалось другим. Менее игривым, более… неистовым? Затем он потянул их обе руки вверх и приложил ее ладонь к своему лицу.

Софи медленно втянула воздух. За все их часы, проведенные наедине, они никогда не дотрагивались друг к другу, кроме прикосновения руки к руке. Сейчас ее рука обхватила его скульптурный подбородок, ее пальцы неуверенно касались небритой щетины на нем. Девушку удивила жесткая структура волос. Она думала, что бороды — мягкие, как мех у животного. Затем она осознала, что его подбородок двигается под ее рукой.

Софи медленно отвела руку прочь. Случилось что-то серьезное.

— Грэм, с тобой все в порядке? — Она начала поднимать повязку на глазах. — Что произошло?

— Ничего… совсем ничего. — Грэм отвел ее пальцы от повязки, снова приложил ее ладонь к своей щеке, удерживая ее там. Пока ничего. Это еще не по-настоящему. Закрыв свои глаза, он сконцентрировался на ощущении прохладной руки Софи на своей щеке.

Софи жила в такой безопасности, была так защищена. Знала ли она о разнице между мужской и женской кожей? Ощущала ли она когда-нибудь, что по ее обнаженной, нагретой солнцем коже струится прохладный поток? Это была всего лишь невинная детская чувственность. А что насчет атласной гладкости разгоряченной кожи, приоткрытых губ, вулканического жара плоти, прикасающейся к плоти?

Его брюки стали тесны от таких мыслей — черт, прошло уже несколько недель! — и неосознанно кончики его пальцев изменили свое намерение с невинной демонстрации на опытное соблазнение. Рука Грэма скользнула вниз по ее запястью до чувствительного локтевого сгиба, прикосновение было медленным и целеустремленным.

Софи не могла дышать. Его руки были всем, что она могла ощущать. Одна рука прижимала ее ладонь к его щеке, подтягивая к себе потихоньку, но неумолимо. Девушка сдалась незамедлительно, нетерпеливо, не в состоянии сделать что-то еще. Другая его рука, как пламя, обжигала ее кожу, оставляя позади следы мерцающих угольков, пока она двигалась выше, до тех пор, пока тыльная сторона его ладони не прикоснулась сбоку к маленькой груди Софи.

Ее легкие, возможно, и перестали работать, но зато ее сердце неслось вскачь. Девушка ощутила свою собственную кожу так, как никогда не ощущала ее прежде. Она могла слышать удары собственного сердца, которое, казалось, билось прямо в горле, и пульс которого трепетал под его изучающими пальцами.

Дикое, яростное желание охватило Софи, в животе появилась дрожь, а пальцы ног подогнулись внутри туфелек. Плоть напряглась, запульсировала и увлажнилась таким новым и возбуждающим способом — и к тому же пугающим, потому что она хотела, чтобы это никогда не кончалось. Мечты, на которые она никогда не отваживалась, желания, которые она никогда не признавала, томление, которое она заглушала и прятала подальше — все это вырвалось на свободу, мстительное в своей мощности. Девушка не могла дышать, не могла думать…

Размашистым движением другой руки Софи стянула повязку. Ее глаза распахнулись, вглядываясь в его глаза. Язык в ее пересохшем рту попытался повернуться и произнести:

— Пожалуйста …

Потрясение от напряжения в глазах Софи эхом отдалось во всем теле Грэма. Хорошо. Да.

Затем… Что ты делаешь, подлец? Зачем ты соблазняешь эту девушку — только чтобы отвлечься от своего долга?

О Господи, он просто законченный негодяй. Слишком много часов было проведено наедине с ней, слишком много вечеров свободы и небрежной интимности. Он отодвинулся, спрятав свою реакцию на ее мольбу, раздумывая, намеренно сделав вид, что не понял ее.

— Да, конечно же. Я прекращаю. Мои извинения.

Грэм медленно поднялся, желая, чтобы его почти эрекция угасла до того, как он полностью выпрямится. Ему не нужно было беспокоиться, потому что взгляд Софи был теперь прикован к ее рукам, которые она стиснула у себя на коленях.

Дурочка! Глупая, глупая, оторванная от реальности дурочка! Слава небесам, что он неправильно понял ее очевидную просьбу. Видимо, что она не так неуязвима, как думала, но Софи и не осознавала, что может растянуться на ковре от его малейшего прикосновения!

Зачем беспокоиться о таких вещах? Ему просто скучно — он решил сыграть в детскую игру. Он не хочет тебя.

Грэм отвернулся, устыдившись себя, и что еще хуже, вспомнив о том, что он с такими усилиями пытался забыть. Краткий момент отсрочки только усугубил дело, потому что вся тяжесть его положения обрушилась на него, как осыпающиеся камни самого Иденкорта.

Он провел руками по лицу.

— Ах, Софи. Мне так жаль. Я… боюсь, сегодня я сам не свой.

Она откашлялась позади него.

— Почему… — Грэм услышал шелест ее простого муслинового платья, удаляющийся от него. Что она и должна была делать, после такой демонстрации эгоизма с его стороны.

Девушка продолжила.

— Почему ты сам не свой?

Он коротко рассмеялся.

— После того, как я ушел вчера вечером отсюда, случилась забавная вещь… — Он не хотел произносить это вслух. Рассказать Софи означало каким-то образом сделать вещи реальными — но, возможно, пришло время это сделать. — Мой отец умер.

— О, как ужасно! — Ее голос снова потеплел, что заставило его чувствовать себя еще хуже. — Неудивительно, что ты ведешь себя не как Грэм, которого я знаю.