Колин Маккалоу - Прикосновение Страница 11

— Руби? Это ваша экономка? — спросила Элизабет, впервые осознав, что ей придется стать хозяйкой дома, где полно слуг.

Этот вопрос до слез рассмешил Александра.

— О нет, — выговорил он, когда смог. — Руби — это явление. Отозваться о ней иначе значит принизить ее. Руби — мастерица язвительных шпилек и едких замечаний. Она Клеопатра, а также Аспазия, Медуза, Жозефина и Екатерина Медичи.

Вот как? Но Элизабет не удалось продолжить расспросы карета подъехала к железнодорожной станции Редферн — унылой, застроенной какими-то сараями, с переплетением рельсов на земле.

— Платформы здесь — большая редкость: в городе давным-давно поговаривают о строительстве большого вокзала на Джордж-стрит. Но дальше разговоров дело не идет, — пояснил Александр, помогая жене выйти из экипажа.

Тошнота после переправы через залив оставила у Элизабет пренеприятные впечатления от посадки на лондонский поезд в Эдинбурге, но сегодня она смотрела на поезд до Боуэнфелса с трепетом и изумлением. Паровоз на выстроенных в ряд маленьких и громадных колесах, из которых последние были соединены стержнями, отдувался и пыхтел, как гигантский злой пес, пуская струйки дыма из высокой трубы. К этой адской машине был прицеплен железный тендер, полный угля, а сзади к нему — восемь вагонов: шесть второго класса и два — первого, со служебным помещением, или камбузом (словечко Александра), где разместились громоздкий багаж, грузы и кондуктор.

— Вагоны в хвосте состава трясет сильнее, чем в начале, но я не могу отказать себе в удовольствии смотреть в окно и следить за работой локомотива, — объяснил Александр, вводя жену в помещение, похожее на отлетанную бархатом уютную гостиную. — Поэтому один вагон первого класса цепляют к составу последним. Это личный вагон губернатора, но он охотно одалживает его мне, когда сам в нем не нуждается, — конечно, не даром.

Ровно в семь боуэнфелсский поезд отошел от станции; Элизабет надолго приклеилась к окну. Да, Сидней оказался огромным: поезд тащился по нему добрых четверть часа, а потом резко набрал скорость, лязгая всеми деталями, и понесся во весь опор. Изредка за окном мелькали платформы мелких городков и поселков — Стрэтфилда, Роуз-Хилла, Парраматты.

— Мы быстро едем? — спросила Элизабет, наслаждаясь ощущением скорости и плавным покачиванием.

— Со скоростью пятьдесят миль в час, а когда разогреется котел — то и все шестьдесят. Это пассажирский поезд, он ходит раз в неделю до самого Боуэнфелса. По сравнению с товарными, он совсем легкий. Но когда дорога пойдет в гору, скорость снизится до восемнадцати — двадцати миль в час, а кое-где будет еще меньше, так что в поезде мы проведем все девять часов.

— А что возят товарные поезда?

— В Сидней они везут пшеницу и муку, керосин со сланцевых месторождений в Хартли. А в Боуэнфелс — строительные материалы, товары для местных лавок, снаряжение для горняков, мебель, газеты, книги, журналы. Породистый крупный скот, лошадей и овец. И даже людей, которые спешат на запад в поисках работы, — с них почти не берут денег за проезд. Но эти поезда никогда не возят динамит, — многозначительно заключил он.

— Динамит?

Александр перевел взгляд с воодушевленного лица Элизабет на десяток больших деревянных ящиков, высящихся штабелем от пола до потолка в углу вагона. Каждый ящик был помечен черепом со скрещенными костями.

— Динамитом взрывают горные породы, — объяснил он. — Я не спускаю с него глаз — потому что это полезное и страшное изобретение и ценится оно на вес золота. Этот груз мне доставили через Лондон из Швеции, он плыл вместе с тобой на «Авроре». Взрывное дело, — незаметно для себя он увлекся, — рискованное, непредсказуемое занятие. При взрывных работах применяется черный порох — иначе говоря, ружейный. Трудно предугадать, как именно порох раздробит скалу, куда будет направлена взрывная сила. Я-то знаю, я поработал подрывником на десятке рудников. Но недавно одному шведу пришла в голову блестящая мысль: обычным нитроглицерином, который сам по себе легко взрывается, можно с успехом заменить порох. Этот швед смешал нитроглицерин с глинистым веществом кизельгуром, а потом набил смесью бумажные гильзы, по форме напоминающие свечи с ровными торцами. Без забитого в торец капсюля с гремучей ртутью они не взрываются. Подрывник прикрепляет к детонатору запальный шнур, поджигает его, и взрыв получается менее опасным и более предсказуемым. А если под рукой есть динамо-машина, взрыв можно вызвать, пропустив по длинному проводу электрический ток. Этим я вскоре и займусь.

Выражение лица Элизабет рассмешило его: сегодня утром она уже дала ему немало поводов для смеха.

— Элизабет, ты поняла хоть слово?

— Даже несколько, — с улыбкой ответила она.

У него перехватило дыхание.

— Впервые вижу твою улыбку.

Элизабет зарумянилась и отвернулась.

— Схожу поговорю с машинистами, — бросил Александр и скрылся за дверью.

Он вернулся, когда поезд катился по мосту через широкую реку, а впереди виднелась гряда высоких холмов.

— Это что-то вроде местной реки забвения, — объяснил он, — пора открывать окна. Сейчас поезду предстоит взбираться по такому крутому склону, что дорога изовьется зигзагом. Преодолев всего милю по прямой, мы поднимемся на тысячу футов — по одному на каждые тридцать футов горизонтального передвижения.

Хотя поезд сбавил ход, в открытое окно залетала копоть и оседала повсюду, безнадежно портя одежду. Но когда состав изогнулся дугой, Элизабет не могла оторвать взгляд от локомотива, из трубы которого клубами валил черный дым, а штанги на больших колесах приводили их в движение. Порой колеса скользили по рельсам, отрывисто постукивали, теряя сцепление, а после первого трудного подъема состав вдруг покатился последними вагонами вперед, подталкиваемый сзади паровозом.

— Еще несколько таких зигзагов, и локомотив опять окажется впереди, — объяснил Александр. — Этот серпантин на редкость удачная идея, которая позволила правительству проложить железную дорогу через Голубые горы, хотя они вовсе и не горы. Мы едем по так называемому пересеченному плато. Переедем через него и спустимся с другой стороны тем же способом — зигзагом. Будь мы в горах, рельсы провели бы по долинам, а сквозь водораздельный хребет проделали бы тоннель. Так мы еще несколько десятилетий назад имели бы сообщение с плодородными землями запада. В Новом Южном Уэльсе, как и в других австралийских колониях, мало что растет. Людям, которые наконец покорили Голубые горы, пришлось отказаться от методов строительства дорог, принятых в Европе.