Не обожгись цветком папоротника - Арина Бугровская Страница 11

Испугалась тогда Пыря, не послушалась старухи, бросилась прочь. А вечером, дрожа — не могла бабкин тёмный взгляд из памяти вытряхнуть, рассказала матери. И тогда случилось, наверное, ещё более страшное. Молча мать выслушала, молча встала, подошла к дочери, взяла за волосы и стала избивать. Била до тех пор, пока свет в глазах не померк, вытесняя образы тёмных глаз прабабки, и чужих, холодных матери. А когда очнулась, не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Всё болело. И, увидев приближающуюся мать, страшно замычала, мотая головой. Но мать сказала спокойно: «Выжила, донюшка? В следующий раз заглянешь к бабке — убью».

С тех пор, считай, бабку видела только мельком, старательно избегая встречи с ней. Это было не так уж и трудно. Во двор бабка почти не выходила. А если и выходила в лес или на луг за травами какими, то тихо шаркала в свою же калитку. Так и прожили рядом, словно на разных концах земли несколько лет.

А вот теперь с дочерью сладу нет.

17

После обеда Домна вошла в ворота Лябзиных хором. Огляделась, поклонилась хозяину, который неподалёку занимался своими делами. Во дворе много народа — семья большая. Взрослые поздоровались и продолжили свою работу, дети обступили гостью, рассматривают. Подошла большуха, Лябзина мать.

— Здрава буди, хозяюшка, — поклонилась Домна.

— Здравствуй и ты, гостья нежданная, но завсегда желанная, проходи, отведай наши хлеб-соль.

— Благодарю, не обидься, Дарка, только нет мне времени. А пришла поговорить с твоей старшей дочерью.

— С Лябзей? Никак натворила чего?

— Да нет, ничего.

— Тридцать лет девки, а ума как не было, так и нет. — Дарка обернулась к детворе, выбрала глазастого мальца, — а ну, Черняв, позови-ка тётку Лябзю.

Тот побежал.

— Двор метёт, к Живину дню, как полагается, — пока ждали, пояснила хозяйка.

Лябзя вышла с метлой, заметила гостю, вздрогнула, потом заулыбалась:

— Домнушка, рада тебя снова видеть. Ай, сказать что забыла?

— Да, сказать нам и правда много чего надо бы. Пожалуй, сейчас и начнём.

— Ох, некогда мне, милая. Дюже дел много. Праздник же…

Но хозяин грозно осадил дочь:

— Что ты ерепенишься? Неколи ей. Ай, опять своим языком что начесала?

Лябзя промолчала на этот раз. Хозяйка забрала метлу у дочери:

— Иди, — обернулся к Домне, — проходи, соседушка, хоть в горницу, там вам никто не помешает.

Лябзя нехотя пошла, Домна за ней.

В хате сели на лавку в бабьей куте, помолчали.

— Рассказывай.

— Что тебе, Домнушка, рассказать?

Домна положила перед Лябзей тёмный предмет.

— Вот — коловрат. Будем с тобою говорить, будет он здесь же лежать. Смотри, Лябзя, беда будет, коли соврёшь. Поэтому, прежде чем ляпнуть, подумай.

Лябзя скосила глаза на предмет, сказала жалобно:

— А будточки не коловрат?

— Старинных времён вещь. От Пращура нашего рода, потому и необычный. Силу особую имеет.

— А чо говорить-то?

— Правду. Видала в городе Еремея?

— Видала.

— Вот и расскажи об этом.

— Дык, что рассказывать?

— Всё и рассказывай. Где видела, с кем, разговаривала ай нет. Мне что, тебя учить рассказывать?

Лябзя вздохнула и начала.

— Ну, были мы с батюшкой в городе. Он в посаде задержался, всё никак не мог дождаться нужного человека, а я отпросилась на торг сходить, посмотреть на товары — на наши да на заморские. Ну, хожу, дивуюсь. Вот уж впрямь, чего только нет. Когда слышу, шум, отряд верховой едет. Пригляделась, никак князь впереди. Я его не видала ни разу, а тут по обличью и по одёже догадалась. Выскочила вперёд, чтоб лучше поразглядеть. Князь впереди, а вокруг его и чуть сзади — дружина. Все нарядные, весёлые, красивые. Ну, я тех особо не разглядывала, всё старалась князя получше рассмотреть. А тут один из дружинников окликнул меня: «Что, тётка Лябзя, будет теперь о чём дома порассказать?» Испужалась сначала, что за добрый молодец со мной заговорил, откуда мы знакомы. А потом, батюшки, — Еремей. Красивый, улыбается, а глаза, я тебе, Домнушка, скажу, невесёлые. Постояли мы минутку, поговорили. Оказывается, у князя он теперь служит. Как к нему попал не ответил, засмеялся, мол, много будешь знать, мало будешь спать. А напоследок про Василису спросил. — Если бы в этот момент Домна внимательно посмотрела на Лябзю, то заметила бы её колебание и неуверенность. Но женщина была погружена в свои мысли, обдумывая услышанное. Лябзя покосилась на лежащий перед ней амулет. — Я сказала, что вроде как хорошо живёт девка, не жалуется. Он пришпорил коня и ускакал, ничего не сказал. Больше я уж ни князя не видела, ни Еремея. Вот, Домнушка, всё как есть тебе рассказала.

Помолчали. Домна вздохнула и тихо промолвила:

— Нет. Не всё. Годочков шесть тому назад ты рассказала бабам у колодца дюже занятную байку про волколака. Так теперь хочется послушать правду.

— А что? Правду всю до капельки рассказала. Видела Еремея в лесу.

— И что ты видела?

— Ну, може, что в потёмках не так разглядела. Но бегал он с волком. Точно волк, не собака.

Домна поразмышляла некоторое время, потом уточнила:

— Так ты видела, как он с волком бегал, или волком бегал?

— С волком, Домнушка, с волком. А сам был человеком. Но, Домна, сама посуди, кто с волками дружит? Разве человек с ними водит знакомство? И вспомни, как волки нас донимали, только он младенцем у нас появился. Всех коров, овец, весь скот порезали, житья от них не было, боязно ночью во двор было выйти. Неспроста это — всяк знает. Еремей в этих волчьих делах замешан. Только вот как — не знаю.

— Ну коли не знаешь, тогда и говорить нечего.

Домна встала. Взяла коловрат, засунула в пояс. Поколебалась, потом неуверенно спросила:

— А про то дело что-нибудь знаешь?

— Про какое? А-а-а. Нет, про то ничего не ведаю, — на этот раз Лябзя не стала призывать на свою голову кары, в случае своего вранья, но Домна ей поверила.

— Прощай, Лябзя.

Лябзя долго сидела съёжившись, вспоминая трудный разговор и переживая его заново. Вот только как же быть, солгала ведь Лябзя. Один раз солгала. Как на это посмотрит Пращур? Не одобрит, должно быть.

18

ПЯТЬ ЛЕТ НАЗАД

Василиса сняла со стены налучье, вытащила лук, оглядела его. С того дня, как дед помер, она к нему не притрагивалась. Натянула тетиву. Ну, что