Черил Холт - Под маской скромности Страница 11

Ребекка становилась царицей любого бала. В обществе постоянно говорили, как она ослепительно хороша, и эти комплименты вставали Лидии поперек горла, как сухая корка.

Еще когда Ребекка была младенцем, Лидия частенько пробиралась к ней в детскую и подумывала, не удушить ли ее во сне. Она так до сих пор и не поняла, почему не сделала этого.

– Чем вы собирались заняться с кузеном Алексом? – Лидия хорошо научилась скрывать свои чувства. – Кататься верхом?

– Ну уж не во время дождя! – поддразнила ее Ребекка.

– Не умничай. – Лидия разговаривала с ней не как с сестрой, а как мать с дочерью. Будучи на тринадцать лет старше и воспитав Ребекку, она и вела себя, как строгая родительница.

– Ах, Лидия, – рассердилась Ребекка, – не будь такой занудой. Ты себя хорошо чувствуешь? Голова не болит?

– Нет. Я просто устала от приготовлений к обручению. Ты отлично знаешь, как я не люблю Лондон.

– Знаю, и ты такая милая, что согласилась сопровождать меня.

– Можно подумать, у меня имелся выбор. Не могла же я позволить тебе путешествовать в одиночку, и, разумеется, тебе нельзя жить у Алекса одной.

– Конечно, нет, и я благодарна тебе.

– Благодарна? В самом деле?

– Да, дорогая.

Ребекка послала ей свою знаменитую очаровательную улыбку, и Лидии немедленно захотелось отвесить ей пощечину.

То, что Лидии пришлось помогать Ребекке в обручении с Алексом, она воспринимала как самое сильное оскорбление. Изначально в невесты Алексу предназначалась именно Лидия, но по неизвестным причинам их отцы переменили решение, и теперь невестой стала Ребекка, а Лидия осталась никем.

Ей было наплевать на Алекса – она не способна на сильные чувства. Но то, что Ребекка получит нечто, чего не будет у Лидии, – просто вопиющее бесстыдство. Ребекка могла заполучить любого мужчину, и ей предлагали принять предложение младшего никчемного братца Алекса, Николаса, но она выбрала Алекса, совершенно не думая о желаниях Лидии. Этого позора Лидия ей простить не могла и время от времени тревожилась, как бы не взорваться, уж слишком много ярости в ней скопилось.

Раздались шаги, и в комнату нетвердой походкой вошла Эллен. Она надела строгое темно-серое платье, а золотистые волосы спрятала под неприглядный чепец. Сегодня Эллен была чрезвычайно бледной и дрожала так, словно заболела.

Она взяла себе один тост, что казалось странным, учитывая ее обычный аппетит, и села за стол, в то время как Ребекка в своей типичной раздражающей манере продолжала щебетать о том, как чудненько они проведут время в магазинах.

Лидия не обращала внимания ни на ту, ни на другую. Она презирала Эллен еще сильнее, чем Ребекку. Эта была красивее сестры, Эллен превосходила Ребекку зрелостью и изяществом, которых та пока не достигла. Получив приличное воспитание и образование, Эллен не имела ни гроша, у нее не было никаких перспектив, однако вела она себя, как особа королевской крови. Вечно жеманничала и делала вид, будто она дорогая гостья или член семейства, а не жалкая служащая.

Ребекка считала Эллен своей подругой и обращалась с ней соответственно, вместо того чтобы поставить ее на место. Поэтому Лидии приходилось постоянно одергивать Эллен, чтобы та не забывалась.

– Ты не будешь против, если я попрошу тебя взять с собой кого-нибудь из горничных? – внезапно захныкала Эллен. – Я плохо себя чувствую.

Ребекка уже хотела сказать какую-нибудь сочувственную чушь, но Лидия моментально вмешалась:

– Я буду против, если ты останешься бездельничать дома.

– Но, Лидия, – возразила Ребекка, – если Эллен нездорова, я могу заняться делами завтра. Какая разница?

– Ты заберешь свои платья сегодня утром, Ребекка. – Резкий тон Лидии не допускал возражений. – А ты, – она сверкнула глазами на Эллен, – получаешь жалованье за то, чтобы сопровождать Ребекку, а не за то, чтобы прохлаждаться в постели. Выпей чаю, приди в себя и выполняй свои обязанности.

Лидия встала и вышла из комнаты, чтобы они не начали ныть. Нет ничего более тошнотворного, чем эти две… со своей общительностью и сердечностью.

Шагая через холл, Лидия поняла, что сегодня раздражена сильнее обычного. Неясно только, злится она из-за надвигающегося венчания или из-за того, что наткнулась утром на Николаса, слишком сердитого, чтобы, поздороваться с ней.

«Как-нибудь… когда-нибудь… – поклялась она себе, – я с ними со всеми поквитаюсь. Я заставлю их заплатить за все, и им тогда придется раскаяться».

Николас Маршалл остановился рядом с уборной французской актрисы Сюзетт Дюбуа. Красотка накладывала сценический грим и собиралась надеть костюм. Вечернее представление могло быть паршивым, актеры – скучными и бесталанными, комедия – тупой, но сама Сюзетт, несмотря на свою дурную репутацию, всегда была великолепна.

Он не должен был посещать ее, пока не найдет средств, чтобы взять на содержание. Сюзетт надоело ждать, и она пугала его тем, что скоро найдет себе другого покровителя, а этого Николас допустить не мог.

Сюзетт должна принадлежать ему! Должна! Он не примет других вариантов.

Сквозь щелку в двери Николас видел, как актриса расхаживает по гримерке. Огненно-рыжие волосы ниже пояса, стройные ноги, обтянутые ярким трико, туфельки на высоких каблуках…

Она туго зашнуровала корсет, и роскошная грудь буквально выпирала из него. Пока Николас подглядывал, Сюзетт распускала шнуровку, и когда ожидание стало невыносимым, дернула за шнурки и сорвала корсет.

С обнажившейся грудью актриса потянулась и выгнулась. Нежные холмы покачивались и шевелились, когда она двигала плечами. Сюзетт взяла полотенце и круговыми движениями начала растирать руки, шею, грудь.

Вожделение Николаса взмыло на невиданную высоту, и он просто не мог согласиться с мыслью, что эта женщина не станет его. За двадцать восемь лет жизни он отлично научился добиваться того, чего хотел, хоть честными способами, хоть грязными, и только Сюзетт сумела выскользнуть из его хватки. Слишком дорого стоило ее содержание.

В тысячный раз Николас проклял свой жребий. Он совершил ужасный грех – родился вторым, чем сильно понизил свое положение. Кроме того, ходили слухи о неверности матери.

Николас ничем не походил на Алекса. Алекс был очень похож на отца – темноволосый, голубоглазый, высокий и подтянутый. Николас был светловолосым, кареглазым и коренастым.

Отец болезненно относился к этому отсутствию сходства, и наследство Николасу досталось мизерное – птичья ферма под названием Нью-Хейвен. Он владел только этой отвратительной собственностью, но дохода от нее едва хватало, чтобы покрыть расходы на одежду, не говоря уже о собственном доме или экипаже. Николасу приходилось постоянно выпрашивать деньги у Алекса.