Оливия Уэдсли - Маленькие радости Страница 11

Это была старая дверь, которая нелегко открывалась.

Тони начала колотить руками и кричать. Дверь открылась, и она увидела перед собой женщину, которая назвала ее «мое дитя».

– Ай, ай, ай! – вскрикнула она мягко и взяла маленькие неистовые ручки в свои.

– Дайте мне пойти, дайте мне пойти, – бушевала Тони. – Я хочу к нему!.. Я хочу пойти к нему…

Дама стала на колени против Тони и обвила ее своими руками.

– Твой дядя желает, чтобы ты осталась у нас, – сказала она по-английски. – Неужели ты не хочешь доставить ему удовольствие?

Глава V

Приятно думать, что мир изобилует едой и питьем и что множество маленьких детей всюду возносят молитвы.

Вопреки идиллическому началу с чудесным ландшафтом снаружи и с двумя белыми руками, двигавшими и направлявшими все внутри, жизнь сперва не была ни легкой, ни радостной.

Были тут и другие дети, целые толпы их, – изящные, нарядные существа с серебристыми голосами, с веселым презрительным смехом, который заставлял Тони с невероятной грубостью проклинать и ненавидеть их. Им она казалась дикаркой. Они с любопытством прислушивались к ее говору и забавно ее высмеивали. Они критически оценивали ее короткие темные волосы и белое лицо. Ее врожденный стоицизм и странности, начавшие было исчезать под влиянием дяди Чарльза, снова к ней вернулись. Она говорила редко, ибо, как все дети, она ненавидела насмешки. Она ненавидела уроки, зная, что они были иными, чем у всех других детей. Она была несчастна, ожесточена и ужасно одинока. Единственный узник в доме свободы. Парк приходил ей на помощь. Она уходила и ложилась в укромном месте, спрятав лицо в траву, и старалась забыть все каждодневные происшествия. Через некоторое время ей это удалось. Трава стала поверенным ее тайн. Все горести дня она шепотом рассказывала ей, и, если дул ветерок, трава сочувственно шелестела в ответ.

У Тони развилось воображение – величайшее из жизненных даров. Оно пришло внезапно, в момент, когда она тихо лежала, глядя на облака. И вместе с воображением пришел ее действительный возраст. До того она была моложе своих лет, так как она ни о чем ничего не знала. Теперь она вдруг начала понимать многие вещи, вещи, которые стали стучаться в ее сердце с того времени, как дядя Чарльз вошел в ее жизнь. Люди приобрели для нее странный интерес, теперь она желала чаще встречаться с ними. И вот однажды ночью мать настоятельница вспомнила бледное личико и подумала с внезапной болью, что черные глаза смотрят необыкновенно трогательно. Когда огни были потушены, она поднялась в дортуар старших девочек и нашла Тони бодрствующей.

– Что ты здесь весь день делала, моя милая? – спросила она.

Хриплый голос прошептал:

– Я гуляла.

Добрый гений интуиции подсказал настоятельнице мысль спросить у Тони, видела ли она сирень. Этим путь к душе Тони был открыт. Первый раз в жизни она начала разговаривать о вещах по-настоящему. Настоятельница слушала ее, мягко поправляя ее произношение. Затем она поцеловала Тони, пожелала ей спокойной ночи и прошептала ей:

– Подружись с другими.

Это было трудно, но не невозможно, поскольку любопытство являлось мостом там, где более тонкие качества были бесполезны. Одну, другую девушку избрала Тони предметом подражания для себя, и она стала перенимать их манеру говорить и делать это бессознательно, так как ребенок подражает всему без размышлений. К концу года Тони приобрела прозвище Туанетт. Она невероятно гордилась этим и даже тщеславно начала писать об этом дяде Чарльзу, но застряла на правописании этого слова. Пэгги Кэрью помогла ей и своими большими серыми глазами с интересом следила за ее посланием.

– Разве твой дядя пишет тебе? – спросила она по-французски с маленьким ирландским акцентом.

Тони, покраснев от гордости, вынула из кармана маленькую связку писем. Настоятельница все их читала ей, так как умение Тони читать не простиралось еще так далеко, чтоб разбирать мужской почерк, и ограничивалось узкими пределами печатных букв.

Пэгги была поражена.

– Мои родные очень заняты. Я не получаю писем, – призналась она, переходя на английский язык. – Но, – оживилась она, – через месяц я снова поеду домой.

– Я хочу, я тоже хотела бы, – сказала Тони с тоской, – но «мать» сказала мне в прошлое воскресенье, что тетя писала ей о том, что она поедет за границу, так что я не смогу отправиться домой.

– Ты хочешь этим сказать, что пробудешь тут целый год без каникул? – спросила Пэгги удивленно.

Тони слегка взъерошила волосы.

– Не называй вещи словами, – сказала она, – легче верить, что они не случатся, если не выражать их в словах.

Тони страстно хотела видеть дядю Чарльза, но ее желание поехать домой не принималось во внимание. Ее жизнь в монастыре была счастливой, она обожала «мать» с той силой, с которой ребенок впервые обожает прекрасную женщину. Она застенчиво пряталась в темный угол часовни после богослужения, чтобы пойти сзади «матери» и быть немного ближе к ней.

Любовь изумительно содействовала ее развитию. Она старательно прислушивалась к выговору других, потому что «мать» хотела, чтобы она говорила правильно. По той же причине она учила свои уроки и чистила свои ногти. Не было ничего ни слишком мелкого, ни слишком крупного, чего бы она не сделала, лишь бы доставить удовольствие «матери».

Одно прикосновение ее белой руки к волосам Тони заставляло ребенка дрожать от счастья. Из любви Тони научилась бессчетному количеству вещей. Не надо есть шумно, так как «божество» этого не делает; старайся и делай то, что тебе не нужно, так, чтобы никто не заметил, так как «божеству» было бы неприятно, если бы ты этого не делала. Все это немного сложно, но в конце концов разрешалось удовлетворительно.

Этой весной «мать» заболела и, оправившись, уехала в отпуск. Тони, которая все время ее болезни очень мало ела и плохо спала, ожидала ее отъезда: может быть, она специально скажет ей на прощание: «До свидания, моя милая». Она ждала, затаив дыхание, охваченная мучительной надеждой. «Мать» вышла, опираясь на руку своего брата, человека с красивыми глазами и в белом мундире. В петлице у него была продета крошечная красная ленточка. «Мать» увидела ожидавших ее детей и улыбнулась им глазами. Тони стояла близко к ней. Только она протянула свою белую руку, как полковник де Марн мягко увлек ее вперед. Ему казалось, что она очень слаба, и ему хотелось поскорее усадить ее в мотор.

Тони все ждала, еще не поздно было. Маленькое движение, рукой – и она может еще броситься к мотору и получить желанный поцелуй. Сердце у нее билось странными, тяжелыми ударами.