София Каспари - Лагуна фламинго Страница 11

Вначале Мине поручали покупать продукты и помогать стряпать, мыть посуду, натирать пол, в общем, делать все, что ей говорят. Чтобы девушка получила хоть какое-то образование, госпожа Дальберг брала ее с собой по вечерам на встречи, посвященные обсуждению Библии. Мина поняла, что уже давно разучилась молиться, но виду не подавала.

Когда в конце первой недели ей выплатили жалованье, девушка помедлила.

Госпожа Дальберг выжидательно посмотрела на нее.

— Что-то не так, Мина? Ты чем-то недовольна? Ты получаешь столько же, сколько и другие служанки, даже те, кто уже давно здесь работает.

Девушка покачала головой. У нее возникла мысль, но Мина не решалась высказать ее вслух, боясь показаться строптивой.

— Нет, дело не в этом, госпожа Дальберг, — хрипло прошептала девушка.

— Так в чем же? — Женщина, похоже, уже начинала терять терпение.

Мина собралась с духом.

— Вы не могли бы… не могли бы оставить несколько песо у себя? Ну, отложить их для меня?

Госпожа Дальберг приподняла искусно подведенную бровь.

— Ты хочешь обмануть своего отца, Мина?

— Нет… — пролепетала девушка. — Конечно же нет… Дело не в этом, дело совсем не в этом.

По взгляду госпожи Дальберг Мина поняла, что вот-вот испортит себе передник, так судорожно она сжала пальцы на ткани. Девушка смущенно опустила руки. Как же объяснить этой женщине свою проблему? Как дать ей понять, в чем заключается ее замысел, и при этом не произвести на хозяйку плохого впечатления?

— А как назвать это иначе? — Голос госпожи Дальберг прервал ее мысли.

Мина набрала воздуха в легкие. Возможно, ей просто следует рассказать этой женщине правду? Возможно, тогда госпожа Дальберг ей поможет?

— Вы знаете моего отца? — тихо, но решительно спросила девушка.

И тут произошло кое-что, чего Мина не ожидала. Улыбка озарила обычно невозмутимое лицо госпожи Дальберг.

— О да, я его знаю. — Женщина рассмеялась. — Пожалуй, Мина, я выполню твою просьбу. Она свидетельствует о твоей дальновидности.

Мина изумленно уставилась на хозяйку.

— Мы все знаем Ксавьера Амборна, не так ли? — продолжила Дальберг, и впервые на ее каменном лице проступило отвращение. — А тот, кто живет вместе с ним, просто обязан быть дальновидным. И поверь мне, Мина, — госпожа Дальберг потрепала служанку по руке, — мужчины вовсе не должны знать обо всем, что мы делаем. Мой муж уж точно не знает о том, что делаю я.

Мина почувствовала, как у нее гора свалилась с плеч. Она испытала изумление, облегчение и недоумение.

«Ксавьер Амборн — старший работник госпожи Дальберг, — подумала девушка. — Так почему же эта женщина наняла человека, о котором она столь невысокого мнения?»

Но Мина не стала ни о чем спрашивать. В конце концов, это ее не касалось. Главное, что она сделала первый шаг. Теперь она знала, что однажды сможет выбраться из Эсперанцы, из города, название которого переводилось как «надежда», но эта надежда обернулась для Мины и ее матери адом.

— Как ты думаешь, Франк вернется к нам? — Ирмелинда встала за спиной у мужа и опустила руку ему на плечо.

Герман не шевелился. Он стоял и смотрел на тени во дворе их небольшого дома. С тех пор как Франк пропал, с ними жил старший сын, Самуэль. У него была семья, о которой нужно было заботиться, но Ирмелинда уговорила сына погостить еще немного, и он остался. Герман знал, в каком отчаянии его жена из-за бегства Франка и предъявленных ему обвинений. Он и сам часто спрашивал себя, почему остается спокойным. До того как родился Франк, Герману пришлось нелегко. Ирмелинда тихо, но чрезвычайно глубоко горевала по Врони и, закрывшись в собственной боли, не подпускала к себе мужа. Когда они занимались сексом — а это случалось нечасто, — Ирмелинда не шевелилась, а после ложилась на бок, поворачиваясь к мужу спиной. Герману казалось, что после смерти Врони он потерял и жену.

Герман пожал плечами, стряхнул руку Ирмелинды и отошел в сторону. Этот вопрос укоренился в его голове, и Герман понял, что уже давно хотел его задать. Он всегда относился к Франку иначе, чем к остальным детям. Франк с самого начала был ему чужим. После рождения ребенка Герман, как и полагается, взял его на руки, но ничего не почувствовал. Вначале он говорил себе, что все дело в перенапряжении, в жизни, ставшей столь сложной в Новом Свете, но потом понял, что причина не в этом.

— Франк — мой сын? — резко спросил он.

— Что?! — опешила Ирмелинда.

— По-моему, это очень простой вопрос. Я спрашиваю тебя, Франк от меня или нет?

Герман повернулся к Ирмелинде и внимательно всмотрелся в ее лицо, стараясь ничего не упустить.

— Ну конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что он не похож на меня.

«Потому что у него черные глаза», — добавил про себя Герман.

— Это из-за цвета его глаз? — тут же спросила Ирмелинда. — Но ты же знаешь, у меня в семье были французы. Девичья фамилия моей матери — Нойе. Герман, ты не можешь всерьез думать об этом… Конечно же, Франк твой сын. Все говорят, что у него твой нос, и смеется он так же, как и ты. А еще…

Герман поджал губы, и Ирмелинда осеклась. Она с несчастным видом смотрела на мужа, все еще потрясенная его словами. Но Герман ничего не мог с собой поделать. Он думал о слуге, работавшем у них в тот год, когда родился Франк. Об итальянце с черными глазами. Глазами, как у Франка.

— Герман. — Ирмелинда вновь коснулась руки мужа. — Ты должен мне верить. Франк твой сын. Прошу тебя, помоги мне освободить его от подозрений. Сделай так, чтобы он вернулся к нам, пожалуйста!

— Я не должен этого делать, Ирмелинда. Я никому не должен помогать, ни тебе, ни твоему сыну. — И, повернувшись, Герман зашагал прочь.

Глава 3

Камень разбил стекло и с грохотом упал на стол в гостиной. На мгновение Виктория замерла. Это было уже не первое разбитое окно в ее имении Санта-Селия, с тех пор как она с Педро и детьми вернулась сюда. Они прожили тут всего пару недель, когда местные жители объявили войну Виктории Сантос, «шлюхе», и Педро Кабезасу, метису и бастарду. Хотя отец Педро был белым, здешние считали его «грязным индейским ублюдком». И то, что Виктория оставила своего мужа, Умберто Сантоса, не помогло делу, хотя у женщины были на это свои причины. Местное население не могло допустить брака между белой женщиной и индейцем. Правило «живи и давай жить другим» здесь не работало. «Нужно было подумать об этом раньше», — пронеслось в голове у Виктории.

Женщина медленно нагнулась за камнем и развернула бумагу, в которую он был завернут. Собственно, это действие не имело никакого смысла, ведь она и так знала, что там будет написано. Рuta. Шлюха. Особой фантазией ее враги не отличались.