Барбара Картленд - Нерушимые чары Страница 11

Только тогда, не повышая голоса, девушка сказала:

— Дайте уздечку!

Грум, державший уздечку, вошел в стойло и протянул ей.

Она взяла ее правой рукой, продолжая левой поглаживать жеребца. Накинув узду ему на голову, она сказала:

— Ведь ты не хочешь оставаться здесь в такой чудесный день. Пойдем со мной на солнышко. Там просторно, не то что здесь.

Девушка развернула жеребца, вывела его из стойла и только тут заметила, что на нее изумленно взирают уже не три, а четыре пары глаз.

С минуту она смотрела на маркиза и поняла, что он поражен.

Затем, намеренно не обращая на него внимания, вывела жеребца во двор конюшни. При этом она продолжала рассказывать, как приятно ему будет во дворе и как все будут восхищаться им.

Остановив его, она сказала:

— Седлайте его, только очень осторожно. Она почувствовала, что Вулкан окаменел, когда к нему подошел другой человек, и крепко натянула узду, чтобы не дать ему встать на дыбы. В этот миг, не веря своим глазам, она увидела, что седло принес сам маркиз.

Он осторожно, как она и просила, положил седло на спину коня.

Пока грум крепил подпругу, маркиз подошел к ней и спросил:

— Кто вы? И откуда вы знаете, как управляться с таким своенравным животным?

Рокуэйна посмотрела на него и улыбнулась.

Она зашла к Вулкану в стойло и машинально сняла шляпу, опасаясь, что она будет ей мешать.

И теперь, когда ее волосы сияли в солнечном свете, девушка казалась миниатюрной рядом с огромным жеребцом.

Маркиз был так высок, что ей пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть на него. В его глазах читалось удивление.

— Вулкан просто балуется, а лошади всегда знают, когда их боятся, и тогда ведут себя вызывающе.

— Как ваше имя?

— Рокуэйна.

Она не собиралась ничего добавлять, но, поняв, что он ждет, неохотно добавила:

— …Брант!

— Вы член семьи герцога! Я не видел вас вчера? вечером, видимо, вы только что приехали?

— Нет, я здесь живу.

Но тут она сообразила, что ей не следует разговаривать с маркизом и что если герцогиня узнает, то ей несдобровать. Поэтому она поспешно сказала:

— Теперь Вулкан будет слушаться, но, мне кажется, вам самому следует ехать на нем и приучить к себе,

— Вы даете мне наставления? — посмеиваясь, спросил маркиз.

— Нет-нет! Я просто посоветовала, и позвольте поздравить вас с удачным финишем на скачках.

Затем, не в силах удержаться, она спросила его:

— Кто выиграл?

— Мы согласились, что пришли одновременно, — ответил маркиз и по лицу девушки понял, что она рада.

Она передала уздечку маркизу и сказала:

— Это было потрясающее зрелище! И лошади у вас великолепные!

Она повернулась, не дождавшись его ответа, и побежала через двор, на бегу вспомнив, что оставила в стойле свою шляпу.

Вернувшись к себе, Рокуэйна еще раз вспомнила всю сцену с видимым удовольствием.

Но, подумав о маркизе, она пришла к заключению, что многое из услышанного о нем — правда.

«Он действительно подавляет, — сказала она себе. — Встретиться с таким человеком все равно что со стихией или препятствием, которое, кажется, и не одолеешь».

«Лучше бы я его никогда не видела. Скорее всего, мы не увидимся больше, а забыть мне его будет трудно», — думала Рокуэйна.

Из окна она видела, как в замок съезжаются участники скачек, приглашенные на обед, над приготовлением которого повара трудились целую неделю.

И немудрено: ведь готовили оленину, жарили молочных поросят, кабаньи головы, не говоря уже о бесконечных бараньих ножках, курах, форели.

Как на скачки, так и на последующий обед всегда приглашались исключительно мужчины, так что даже если бы герцогиня не уехала в Лондон, ей не довелось бы увидеться с мужем за обедом.

Неожиданно для самой себя Рокуэйна подумала, как хотела бы она оказаться в роли дочери герцога и присутствовать в гостиной, где маркиз будет прощаться с дядей.

Она почувствовала необходимость вновь поговорить с маркизом и составить собственное мнение об этом человеке, несомненно интересной личности и яркой индивидуальности, о котором, ко всему прочему, ходило так много слухов.

«Нет сомнения, что, обладая таким сильным характером, он может быть не только человеком жестким, но временами даже и жестоким».

На память ей пришли рассказы о женщинах, покончивших с собой от любви к маркизу, и Рокуэйна пришла к выводу, что эти женщины были существами слабыми, беспомощными.

Ее выводы совпадали с мнением о том, что людей послабее привлекают сильные личности и они липнут к ним, «как ракушки ко дну корабля» — так говаривал ее отец.

Мать спрашивала:

— Как ты можешь быть так несправедлив, говоря о нас, бедных, беззащитных женщинах?

— Но ты же должна понимать, — отвечал отец, — что мужчина либо согласится быть покоренным, либо будет бороться, чтобы освободиться.

Мать возражала:

— Я считаю, что ты пытаешься оправдать безжалостных и бессердечных мужчин.

Рокуэйна знала, что родители спорят потому, что им обоим это нравится, но обычно через минуту мать не выдерживала, смеялась и говорила:

— Ты победил! Ты слишком умен для меня, дорогой, и я признаю, что я лишь слабая женщина, а ты — мой господин!

— Который обожает тебя, — ответил однажды отец. — Ты прекрасно знаешь, что стоит тебе пошевелить мизинцем, как я буду у твоих ног, и всегда и неизбежно все будет по-твоему!

Мать хотела возразить, но он целовал ее и говорил Рокуэйне:

— Надеюсь, ты прислушиваешься, малышка, и делаешь для себя выводы, как умная женщина может перехитрить мужчину независимо от того, правит ли он королевством или подметает улицы.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так, — возражала мать, — и Рокуэйна должна знать, что женщине следует находиться в тени сидящего на троне! А добиться своего можно только любовью.

Наверное, это так и есть, но не в случае с маркизом, ведь он всегда легко добивался любви, а следовательно, не ценил ее и быстро пресыщался.

Словом, решила она, это не та любовь, что связывала ее родителей или — как ей хотелось верить — была у Кэролайн и Патрика.

Настоящая любовь не проходит и не увядает, а, напротив, с каждым годом растет, углубляется и становится все более восхитительной.

«Возможно, маркизу не довелось встретить такую любовь, — думала она. — Но главное сейчас — это не позволить ему сделать несчастной Кэролайн».

Подсознательно она понимала, что своим властным характером он всегда будет отпугивать Кэролайн и ее красота и свежесть не удержат его надолго.

Ей представлялось, что ему нужна женщина, которая могла бы бросить вызов, словно необъезженный конь, а не подчиняться беспрекословно любому его взгляду и слову.