Шарль Далляр - Анна Австрийская. Первая любовь королевы Страница 11

— Берегитесь, Либерсаль! — сказал растревоженный Лафейма.

— Вот еще! Я его отделаю разом.

— Впрочем, если с вами случится несчастье, вы будете отмщены, если б нам пришлось всем напасть на него разом.

Между тем Либерсаль снимал полукафтанье.

— Не угодно ли со мною, милостивый государь? — сказал он барону.

— Охотно, — холодно отвечал тот.

Чрез секунду маркиз упал, в свою очередь пораженный таким же ударом. Тогда по разъединенным рядам поборников пронесся уже не ропот, а ругательства и крики слепой ярости. Три остальные шпаги были обнажены. Но между ними и Поанти, который ждал их твердо, вдруг стали герцог и граф де Морэ. Герцог Монморанси также обнажил шпагу, только он держал ее за лезвие.

— В ножны шпаги, в ножны! — закричал он громовым голосом. — Или клянусь именем Монморанси, я стану колотить вас эфесом, между тем как барон де Поанти станет протыкать вас острием! И вы видите, что он довольно хорошо владеет своею шпагой. А! Вы хотите убивать людей и возмущаетесь, потому что они этого не позволяют! Все произошло честно, и барон де Поанти убил троих как истинно честный человек. Я знаю в этом толк и свидетельствую это; итак, убирайте умерших и оставайтесь в покое.

Лафейма и оба его товарища остановились. Герцог обернулся к барону.

— Вы должны быть удовлетворены, барон де Поанти?

— Я вполне удовлетворен, — отвечал спокойно молодой человек.

— Так наденьте ваше полукафтанье и, если наше общество вам не противно, пойдемте с нами по дороге.

— Я к вашим услугам, монсеньер, и благодарю вас за оказанную мне честь.

— Надеюсь, что никто из вас не будет иметь дерзости идти за нами? — обратился герцог прямо к Лафейма.

— Ваша светлость, вы можете быть спокойны, никто не будет иметь этой дерзости, — отвечал Лафейма тем бесстыдным тоном, который был ему свойствен, — но надеюсь со своей стороны, что мы встретимся когда-нибудь с бароном де Поанти без его провожатых.

— Не отвечайте и пойдемте, — сказал герцог молодому человеку, который после этих слов сделал уже шаг к Лафейма.

— Я вам повинуюсь, но если, как желает этот человек, мы встретимся с ним опять случайно, я уверен, что его убью.

— Любезный барон де Поанти, — сказал ему герцог, когда они повернули за угол двух или трех улиц и удостоверились, что, верные своему обещанию, поборники не старались следовать за ними, — любезный барон де Поанти, у вас ужасная рука, и, судя по тому, что я видел сегодня, я убежден, что вы с трудом найдете человека искуснее вас. Но чего не может сделать один человек, то могут сделать двое, четверо, десять, если окажется нужно. Притом, когда узнают, что шпаги бессильны, пули из ружья наверняка достигнут цели. Час тому назад у вас был только один враг, злодей, которому заплатили за то, чтобы он лишил вас жизни; теперь ваши враги — вся шайка Лафейма, а она еще очень многочисленна, хотя вы уменьшили ее тремя членами. Послушайтесь доброго совета и последуйте ему сейчас. Вы выбрали себе жилище на улице Феру; забудьте, что есть в Париже такая улица, или если хотите помнить, то удаляйтесь от нее как можно дальше, потому что непременно там вас будут поджидать, надеясь, что вы возвращаетесь в свою нору как заяц. Вот пред вами Сенская улица, на краю ее река. Ступайте не оглядываясь и поместитесь на сегодняшнюю ночь в каком-нибудь неизвестном уголке, в какой-нибудь гостинице по другую сторону реки, перемените свое имя и, если можете, переоденьтесь, даже на некоторое время измените черты вашего лица так, чтобы, если вас встретят, вас нельзя было узнать. Осторожность не низость. Особенно же не возвращайтесь в Валь де Грас вечером и в тот же час.

— Есть женщины очень хорошенькие и в Париже, — нравоучительно прибавил граф де Морэ.

Молодой барон де Поанти, глубоко тронутый подобною заботливостью со стороны такого человека, как герцог де Монморанси, слушал советы с почтительным вниманием, но при последних словах он не мог удержаться от удивления.

— Единственный способ, который находится в моей власти выразить вам мою признательность, это последовать вашим советам. Я последую им сейчас всем, кроме последнего, то есть чтобы прекратить мои прогулки каждый вечер в Валь де Грас. Мне невозможно отказаться от этих прогулок.

— За эту любовную интригу, молодой человек, вы заплатите, может быть, вашей жизнью.

— Клянусь вам, монсеньер, что во всем этом нет ни малейшей любви. Позвольте мне спросить, что заставляет вас это думать?

— То, что мы слышали собственными ушами, граф де Морэ и я. Тот, кто так щедро заплатил пятьдесят пистолей за то, чтобы вас убили, не кто иной, как соперник, которого вы опередили.

— Я?

— Нарцис-Дезирэ Пасро, первый клерк прокурора Гриппона. Я очень хорошо помню все эти имена.

— Жених Денизы, дочери садовника в Валь де Грас, — прибавил Морэ, — которая за ту неделю, как она любуется на вас из окна, сделалась так холодна к прокурору, что в нем не осталось ни малейшего сомнения, и он смертельно возненавидел вас.

— Притом, — сказал герцог, — он сам говорит, что целую неделю наблюдает за вами, спрятавшись за недоконченными стенами нового монастыря.

— Клянусь вам, господа, что я не знаю ни девицы Денизы, ни господина Пасро и что я никогда их не видел. Отправляться каждый вечер в Валь де Грас меня заставляет очень важная причина, которой девица Дениза, как бы ни была она хороша, совершенно чужда. С Пасро же, если это был он, вошедший позади меня сегодня вечером в гостиницу на улице Фору со своими друзьями, товарищами того, кого вы называете Лафейма, я объяснюсь, если опять с ним встречусь.

— Барон де Поанти, — возразил герцог, — я не настаиваю на опасности, которая угрожает вам, если вы станете продолжать ваши прогулки в Валь де Грас. Вы предупреждены. Но если причина, которая приводит вас туда, не очень важна, бросьте это.

— Если бы тайна этой причины принадлежала мне, вы знали бы уже ее; к несчастью, она принадлежит не мне, и я должен отвечать на все ваши одолжения недостатком доверия. Простите мне.

— Вы очень милый молодой человек, и мне нечего вам прощать. Если случится, что люди, которые хотят погубить вас, станут слишком к вам приставать, войдите в отель Монморанси и спросите меня, сказав ваше имя.

Герцог дружески поклонился молодому человеку, и между тем, как тот шел по Сенской улице, направляясь к Новому мосту, он и Морэ вернулись назад.

— Какое странное приключение! — сказал Морэ. — И как раз кстати для моего милого брата Гастона. Он просил у нас час, чтобы победить добродетель госпожи де Комбалэ, а вот по крайней мере уже два часа, как он у своей красавицы. Другому довольно было бы и десяти минут, но ему недостаточно двух часов.