К. Харрис - Что приносит тьма Страница 11

– Прошлым вечером вы находились в доме, верно?

– Верно, милорд. Только, как я уже говорил мистеру Ли-Джонсу, мы с миссис Кэмпбелл поднялись к себе в восемь часов. И поняли, что случилось что-то неладное, только когда констебли постучали к нам в мансарду.

– Значит, выстрела вы не слышали?

– Нет, милорд. Мой слух уже не тот, что прежде – как и слух миссис Кэмпбелл.

Себастьян снова обвел глазами старинный холл, оценивая расстояние от входной двери до лестницы и коридора за ней. Если Йейтс, по его утверждению, стоял на крыльце, когда услышал выстрел, а затем бросился внутрь и обнаружил Эйслера мертвым, успел бы убийца выскочить из передней и скрыться в темном коридоре – или на лестнице, – оставшись незамеченным?

Весьма сомнительно.

– А с этого этажа есть выход на задний двор? – поинтересовался Девлин.

– Да, в конце коридора.

– Можно взглянуть?

Дворецкий отвесил очередной скрипучий поклон:

– Следуйте за мной, милорд.

Двигаясь со старческой медлительностью, слуга провел визитера по узкому коридору, ставшему еще уже из-за нагроможденной с обеих сторон мебели. Себастьян насчитал четыре выходящие в коридор двери и заметил пролет крутых, узких ступенек, ведших, предположительно, в расположенную в подвале кухню. От дома разило упадком и застарелым кулинарным жиром с примесью духа несвежей стариковской одежды и еще какого-то трудноопределимого запаха, которому Девлин не мог подобрать название.

– Видите ли, я слышал о вас, – обронил Кэмпбелл, отодвигая тяжелый железный засов на двери в конце коридора. Ее усохшая, покоробившаяся от старости створка плохо прилегала к раме. – Вообще-то, я с некоторым любопытством слежу за вашей деятельностью. И должен заметить, весьма занимательно, что вы поинтересовались этой дверью.

– Вот как? Почему же?

– После того как вчера констебли ушли, я, естественно, проверил, все ли двери и окна заперты.

– И?

– Эта оказалась открытой.

– Хотите сказать, засов был отодвинут?

– Более того, милорд. Сама дверь стояла почти нараспашку. Разумеется, возможно, что ее открыли констебли в поисках подозреваемого. Тот, знаете ли, сбежал, как только мистер Перлман вошел и застал его над телом. Но мне это показалось странным. В том смысле, что я сам слышал, как мистер Перлман утверждал, будто негодяй выскочил в парадную дверь. Так с какой стати искать его здесь? А если черный ход отворили все же полицейские, почему они не закрыли его? Если хотите знать мое мнение, ужасные манеры. – Кэмпбелл с усилием оттащил створку в сторону и под наполнившее воздух птичье щебетание поклонился: – После вас, милорд.

Девлин ступил на террасу, неровные плиты которой были усыпаны сухими листьями и сломанными ветками и в несколько рядов заставлены клетками. В самой большой из клеток, рядом с дверью, отчаянно хлопало крыльями полдюжины черных ворон. В остальных содержались разнообразнейшие пернатые: от воробьев и голубей до белой совы – и один очень сердитый с виду длинношерстый черный кот с большим пушистым хвостом и сверкающими зелеными глазами.

– Ваш хозяин любил птиц? – поинтересовался Себастьян, подходя к клетке с котом. Зверь моргнул и уставился на визитера с хмурым недовольством.

Дворецкий прочистил горло:

– Не уверен, можно ли утверждать, что мистер Эйслер любил их, милорд. Но он постоянно их покупал.

Девлин покосился на непроницаемое лицо слуги:

– И что он с ними делал?

Кэмпбелл устремил взгляд поверх остатков заросшего сада на полуразрушенную кирпичную стену и рухнувшую крышу строения, которое, похоже, когда-то было конюшней.

– Не могу сказать, милорд.

Себастьян пытливо всмотрелся в сдержанные черты старика, затем повернул обратно в дом.

– Не знаете, вчера вечером к вашему хозяину никто не должен был прийти?

Дворецкий дождался, пока они вошли внутрь, и тщательно закрыл дверь, прежде чем ответить:

– У мистера Эйслера частенько бывали посетители.

– Вот как? Не припоминаете, кто именно?

– Боюсь, моя память уже не та, что прежде.

– Как и ваш слух.

Слуга дрожащими пальцами вернул на место засов.

– Именно так, милорд.

Девлин медленно обвел глазами захламленное пространство. Теперь он заметил, что многие картины здесь бесценны. Взгляд виконта выловил одно творение Ван Эйка, одно – Фуке и массивное полотно Тинторетто[3], полуспрятанное за открытой дверью на ступеньки, ведущие в кухню.

– А на второй этаж можно попасть только по лестнице из холла?

– Совершенно верно, милорд. – Нахмурившись, дворецкий придвинулся ближе и с внезапным интересом, заострившим старческие черты, уставился в лицо визитера.

– Что такое? – полюбопытствовал Себастьян.

– Вы часом не бывали у нас раньше, ваша милость?

– Нет, а почему вы спрашиваете?

– Уверены, что не приходили к мистеру Эйслеру на прошлой неделе?

– Абсолютно уверен.

Поджав губы и насупив брови, Кэмпбелл подверг собеседника пристальному осмотру.

– Да, разумеется, вы правы. Теперь, по здравом размышлении, мне кажется, тот джентльмен был немного темнее и, пожалуй, на несколько лет старше, – да и не совсем джентльмен, если вы понимаете, о чем я, милорд. Но, как бы там ни было, нельзя отрицать, что означенный посетитель был похож на вас, словно родной брат… если мне позволительно заметить это, сэр. 

ГЛАВА 9

Себастьян испытал странное ощущение: его словно обдало обжигающим потоком, который хлынул по венам, покалывая кончики пальцев и приглушая все внешние звуки. Будто издалека, он услышал вопрос старика-дворецкого:

– У вас часом нет брата, ваша милость?

– Брата? – Каким-то чудом Девлину удалось сохранить спокойный и ровный тон. – Нет, живых не осталось. – «По крайней мере насколько мне известно», – мысленно добавил он и намеренно свернул в сумрачную переднюю. – Так вы говорите, мистера Эйслера нашли здесь?

– Да, милорд. – Кэмпбелл отдернул выцветшие портьеры на выходивших на улицу окнах, наполнив комнату пылью и тусклым светом, полузатемненным мутным от времени толстым волнистым стеклом. – Лежал на спине вот на этом самом месте. Боюсь, ковер испорчен непоправимо.

Вытянутую и узкую переднюю, как и другие помещения в доме, переполняли разномастные предметы обстановки и искусства. Виконт узнал автопортрет Рембрандта и «Мадонну» Фра Филиппо Липпи[4]. Дальний край покрывавшего пол ковра, весьма похожего на бесценные шелковые изделия ткачей Исфахана[5], был обезображен большим темным пятном, которое, по-видимому, еще не пытались отчистить.