Дебора Мартин - Серебряный лебедь Страница 11

– Но вы уже собрали сведения об этой особе, граф. Зачем вам моя помощь?

– Затем, что вы сделаете это лучше других. Вдобавок вы единственный, кому я могу доверять.

– Хорошо, – вздохнул Колин, – я возьмусь за это дело. – Когда Уолчестер начал благодарить, он жестом остановил его и добавил: – Но учтите, я берусь только потому, что Анабелла интересует меня самого. Ну и конечно, я у вас в долгу. Но, по-моему, вы понапрасну тревожитесь или же… что-то от меня скрываете.

Граф старательно изобразил улыбку:

– Что я могу от вас скрывать?

– О, мало ли что? Короче говоря, если я захочу, я это выясню без труда. Но пока меня интересует другое. – Хэмпден встал. – Ладно, я даю вам слово что-нибудь разузнать о связях мадам Мейнард и о ее прошлом. Тем паче, что я уже не работаю на короля и у меня появилось свободное время. Но предупреждаю, если вдруг всплывет какая-нибудь грязная история, я потребую у вас объяснений.

– Благодарю, – произнес, борясь с овладевающей им яростью, Уолчестер. – Скорее всего вы правы, и дело не стоит выеденного яйца. Но я все же хочу узнать, что собой представляет эта женщина.

Колин улыбнулся и, приподняв бровь, ответил:

– Честно говоря, мой друг, и я тоже.

Остаток вечера Уолчестер провел, мучительно размышляя над тем, какой смысл вложил маркиз в сию загадочную фразу.

4

Даже солнце отходит ко сну,

Лишь королева, подобная Диане,

Не покидает серебряного трона,

Дабы блюсти порядок в государстве.

На следующий день после Нового года Анабелла Тейлор появилась в артистической уборной в час пополудни, на полтора часа раньше обычного.

Места в зрительном зале уже начали заполняться, хотя в большинстве своем там были слуги, занявшие места для своих хозяев. За кулисами же было тихо и пусто. Актеры, как правило, приходили около двух часов.

«Странно, что Генри опаздывает», – подумала Анабелла, пряча в карман только что купленный апельсин.

Ей передали, что Генри Харрис просил ее прийти пораньше – ему хотелось устроить дополнительную репетицию перед спектаклем.

Несмотря на дневное время, тусклый свет едва пробивался сквозь единственное окно: небо было затянуто плотными низкими облаками. Анабелла достала из шкафчика кремень с кресалом и зажгла свечи в канделябре, затем поудобнее устроилась в кресле.

Генри, видимо, что-то задержало. Анабелла поежилась от холода и решила разжечь камин. Сэр Уильям Д'Авенант при всем своем благодушном облике и галантных манерах был изрядным скупердяем. Впрочем, этому было объяснение – при полупустом зале ему приходилось считать каждый шиллинг.

Однако вчера театр был переполнен, и Анабелла надеялась, что он не станет поднимать шум из-за нескольких поленьев. В любом случае через час служители начнут растапливать печи и камины, ведь зрители не потерпят холода.

Так уговаривая себя, она наклонилась к камину и, не сдержавшись, охнула от резкой боли. В такие холодные с пронизывающим ветром дни у нее нередко болели ребра. Она боялась, что это может остаться на всю жизнь, но успокаивала себя тем, что со временем она обязательно поправится, ведь прошло не больше года с того дня, когда разъяренный отчим сбил ее с ног и, пиная, сломал три ребра.

С мрачной улыбкой Анабелла подумала, что теперь-то отчим уже не сможет над ней издеваться.

Через минуту-другую в камине весело затрещали дрова в разгоревшемся пламени и по комнате распространилось блаженное тепло.

Глядя на огонь, она задумалась о том, насколько переменилась ее жизнь после переезда в Лондон. Еще прошлой зимой ей приходилось вставать затемно и бесшумно, чтобы не побеспокоить отчима, подкладывать дрова в угасающий очаг – этой работой отчим намеревался лишний раз помучать Анабеллу, но она была счастлива возможности подойти к камину, ибо, продрожав полночи в своей промозглой комнатушке, мечтала только о том, чтобы согреться.

Простое шерстяное платье, в котором Анабелла явилась сегодня в театр, было ей дороже тех нарядов, что заставлял надевать ее отчим, когда брал падчерицу с собой в гости. Сквайр не хотел, чтобы соседи догадывались, как жестоко он обходится с ними. Феба научилась запудривать синяки и ссадины на своем лице, а Анабелла привыкла улыбаться, хотя у нее так болела спина от побоев отчима, что впору было разрыдаться.

Мать не знала, что сквайр тайком избивает ее дочь, вплоть до того ужасного дня, когда она, случайно заглянув в кухню, увидела, как он, обезумев от ярости, хлещет Анабеллу розгами. Платье дочери, приспущенное, чтобы удары приходились по голому телу, было выпачкано кровью. Бедная мамочка не выдержала потрясения…

Анабелла проглотила подступившие слезы. Ей до сих пор казалось, что, если бы она сумела и дальше хранить это в тайне, мама была бы жива…

Пытаясь освободиться от кошмарных воспоминаний, она потерла виски. Генри должен был появиться с минуты на минуту, и девушка не хотела, чтобы он спрашивал, чем она огорчена.

Она пододвинула кресло поближе к камину и засмотрелась на игру пламени. Пальцы ее прикоснулись к серебряной броши. Каждый раз, когда ее называли Серебряным Лебедем, она вспоминала о загадочном стихотворении, продиктованном ее настоящим отцом, как рассказала в один из своих последних дней мама.

Пытаясь разгадать его тайный смысл, Анабелла многократно перечитывала его, и оно дословно запечатлелось в ее памяти:

Сам Бард не мог бы обратиться к Ваминаче, как в стихах, строкою каждою молякрасотку Порцию с подругой Беатрисойо мученике площади забыть.

Пусть сердце будет кротким Вашеи будет скромным Ваш язык,не то некоронованные силы Вас познакомятс колыбельной палача.

Под стихотворением стояла приписка, сделанная, несомненно, мужской рукой: «С наилучшими пожеланиями Ваш Серебряный Лебедь».

Анабелла понимала, что это зашифрованное послание адресовано каким-то неизвестным людям. «Бард», безусловно, обозначал Шекспира, ведь Беатриса и Порция были героинями его пьес. Все прочее оставалось загадкой.

Мать ей рассказала только о том, что во время гражданской войны, когда она была еще Фебой Харлоу, в доме ее родителей встал на постой отряд солдат во главе с будущим отцом Анабеллы. Солдаты называли его капитаном Мейнардом. Феба тоже звала его капитаном. Даже вступив с ним в любовную связь, она не узнала его имени. Однажды капитан попросил ее отнести в норвудскую таверну запечатанную записку, адресованную его приятелю. Он описал ей внешность адресата, а о содержании записки не сказал ни слова. Для подтверждения того, что записка послана именно им, Мейнард дал ей свой перстень.