Эдна О`Брайен - Деревенские девчонки Страница 12

У Марты тоже оказались ямочки на щеках, но не такие глубокие, как у Бэйбы, и не такие симпатичные, потому что у неё была очень белая кожа.

– Во всяком случае, у него есть подружка в Дублине. Девчонка из кордебалета, – объявила нам Бэйба и подняла юбку до коленей, как, по её мнению, делали девчонки из кордебалета.

– Врунья, врунья, – крикнул ей Диклэн и запустил в неё коробкой с горохом. Её содержимое разлетелось по всему полу, и мне пришлось опуститься на колени, чтобы собрать его. Бэйба открыла несколько стручков и съела нежные горошины. Я бросила пустые стручки в огонь. Марта пошла наверх собираться, а Диклэн отправился в гостиную поиграть на граммофоне.

– Кто тебе сказал про мистера Джентльмена? – спросила я робко.

– Да ты сама, – ответила она, нагло взглянув на меня в упор своими голубыми глазами.

– Я ничего такого не говорила. Как ты смеешь! – Меня трясло от ярости.

– Как ты смеешь спрашивать меня, как я смею, в моём собственном доме? – бросила она мне в ответ, идя мыть руки перед тем, как отправиться на спектакль. С полдороги она спросила меня, моет ли моя мама руки по-прежнему в старой фляге из-под молока, которая стоит у нас в углу кухни. И перед моим взором на секунду предстала моя мама, освещенная тусклым светом лампы, парящая свои мозоли, чтобы размягчить их, перед тем как начать срезать их бритвой.

Дедовские часы в прихожей пробили пять часов, небо потемнело. Поднялся ветер, да такой, что погнал по дорожке старую корзину. Внезапно хлынул дождь, и Бэйба сверху крикнула мне, чтобы я, ради Христа, собрала развешанное на веревке бельё. Просто дождь перешёл в дождь с градом, градины стучали по окнам, как пули, едва не разбивая их. Выскочив на улицу за бельём, я тут же промокла до нитки. Я подумала о маме и понадеялась, что она не попала под этот дождь. По дороге от нашей деревни до Тинтрима почти не было места, где бы она могла укрыться от дождя, а мама была слишком застенчива, чтобы попросить приюта в одном из тех домов, мимо которых она проходила. Через десять минут дождь прекратился, и солнце снова появилось на небе в разрыве между тучами. Вся трава в саду была усыпана лепестками яблок, а по ветке, которая упиралась в кухонное окно, стекала струйка воды. Я сложила простыни и понюхала их, потому что ничто не пахнет так приятно, как свежестираное постельное бельё. Потом я развесила их досушиваться над плитой на кухне, так как они были ещё влажноваты, после чего пошла наверх, в комнату Бэйбы.

Глава пятая

Мы выбрались в городской клуб только к семи часам. Мистер Бреннан до самого нашего выхода так и не пришёл домой, поэтому мы накрыли ему стол, и, когда Марта поднялась наверх собираться, я закрыла оставленное ему блюдо с бутербродами ещё влажной салфеткой. Мне было жалко мистера Бреннана. Он так много работал, а дома его не ценили.

Диклэн отправился вперед. Он считал ниже своего достоинства тащиться вместе с девчонками.

Солнце садилось и окрасило в цвета пожара всю западную сторону неба. Из этого закатного неба вырывались отдельные языки огня, но уже не красные, как само заходящее солнце, но тёплого, мерцающего розового цвета. Ещё выше небо принимало чистый голубой цвет, а прямо в зените тихо и спокойно проплывали большие облака. Там простиралось Небесное Царство. Я не знала ни одного человека, попавшего туда. Только несколько старых женщин, умерших в нашей деревне, но никто из них не принадлежал к моей семье.

– Моя мама самая красивая женщина в здешних местах, – сказала Бэйба.

По правде говоря, я думала так про мою маму, обладательницу округлого, бледного, завораживающего лица и серых доверчивых глаз, но я ничего не возразила ей, потому что находилась в их доме. Марта выглядела очаровательно. Заходящее солнце или, может быть, коралловое ожерелье придали её глазам загадочный оранжевый оттенок.

– Бип-бип, – голосом просигналил Хикки, проезжая мимо нас на велосипеде. Мне всегда было жалко его велосипед. Он вот-вот должен был рухнуть под его весом. Протекторы на шинах, похоже, стерлись совершенно. Он вёз банку с молоком, закреплённую на руле, и клетку с живой курицей на багажнике. Скорее всего всё это предназначалось для миссис О'Ши, владелицы гостиницы «Серая Гончая». Хикки всегда подкармливал своих друзей в отсутствие мамы. Мне думается, мама пересчитывала куриц, но Хикки мог свалить вину на лису. Лисы забирались к нам во двор среди бела дня и таскали кур и индеек.

Прямо перед нами, напоминая пятна коричневой пыли, толклись под кронами деревьев и зудели комары, и их тонкий звон стоял в моих ушах и после того, как мы миновали этот участок дороги.

– Поспешим, – сказала Марта, и я прибавила шагу.

Она хотела сидеть в первом ряду. Там сидели все значительные люди нашего общества. Жена доктора, мистер Джентльмен, девицы Коннор. Эти девицы Коннор были протестантками, но к ним относились хорошо. Как раз в этот момент они проехали мимо нас в своем автомобиле-«комби» и просигналили. Такова была их манера здороваться. Мы в ответ кивнули. На заднем сиденье их автомобиля сидели две немецкие овчарки, и я порадовалась тому, что они не предложили подвезти нас. Я всегда боялась овчарок. На калитке их дома висела табличка «Осторожно, злые собаки». Они говорили с сильным акцентом, ездили верхом и зимой принимали участие в охоте. Когда они посещали скачки, то всегда имели при себе трости с раскладными стульчиками, на которых могли сидеть. Они никогда не разговаривали со мной, но Марта получала от них приглашение на послеобеденный чай раз в год. В летний сезон.

Мы преодолели большой пролёт бетонной лестницы и вышли к портику городского клуба. В билетной кассе сидела толстая женщина, и мы могли видеть только верхнюю половину её тела. Она была одета в платье терракотового цвета с нашитыми на нём множеством блёсток. На её ресницах виднелись крошечные комочки косметики, а волосы были выкрашены в тон платью тоже в терракотовый цвет. Блёстки на её платье от постоянных движений все время играли и сверкали.

– Она вся играет, как шампанское, – сказала Бэйба, и мы с ней фыркнули. Мы продолжали хихикать, придерживая для Марты входную дверь. Она очень любила, когда для неё открывали двери.

– Дети, прекратите смеяться, – сказала она нам, как посторонняя.

Актёр с нарумяненным лицом улыбнулся нам и прошёл вперёд, чтобы показать нам наши места. Марта протянула ему три голубых билета.

Деревенские парни, сидевшие на последних рядах зала, засвистели, когда мы вошли. Они считали своим долгом торчать там и обсуждать всех входящих, а потом либо хохотали, либо свистели, если девчонка была симпатичной. Они были одеты в затрапезную одежду, но в праздничной обуви, и от них исходил сильный запах масла для волос.