Сара Маклейн - Распутник Страница 12

— Спрашиваю еще раз. Что ты тут делаешь?

Ей даже в голову не пришло, что можно не ответить.

— Увидела твой фонарь и пришла посмотреть, что происходит.

— Ты пришла глухой ночью, чтобы проверить, что за странный фонарь горит в лесу у дома, необитаемого вот уже шестнадцать лет?

— Он необитаем всего девять лет.

— Не помню, чтобы раньше ты была такой отчаянной.

— Значит, ты вообще плохо меня помнишь. Я всегда считалась несносным ребенком.

— Ничего подобного. Ты была очень серьезной.

Пенелопа улыбнулась:

— Значит, все-таки помнишь. А ты обычно старался меня рассмешить. Я просто пытаюсь отплатить тебе такой же любезностью. Получилось?

— Нет.

Она выше подняла фонарь, и он позволил ей осветить свое лицо теплым золотистым светом. Он очень возмужал, врос в свои длинные конечности и угловатое лицо. Пенелопа всегда считала, что он будет очень привлекательным, но он стал не просто привлекательным... а почти красивым.

Но вряд ли виновата темнота, затаившаяся у его лица, несмотря на свет фонаря, — что-то опасное виделось ей в его челюсти, в напряженном лбе, в глазах, словно навсегда забывших о радости, в губах, кажется, утративших умение улыбаться. В детстве у него на щеке была ямочка, появлявшаяся так часто, и сам он то и дело затевал всякие приключения. Она всмотрелась в левую щеку, пытаясь найти ту предательскую ямочку, но так се и не обнаружила.

Более того, сколько Пенелопа ни всматривалась в это новое суровое лицо, она не могла увидеть в нем мальчика, которого когда-то знала. Если бы не глаза, она бы и вовсе не поверила, что это он.

— Как печально, — негромко прошептала Она.

Он услышал.

— Печально что?

Она покачала головой, глядя ему в глаза, единственное, что осталось в нем знакомым.

— Он исчез.

— Кто?

— Мой друг.

Пенелопа и представить не могла, что такое возможно, но его лицо внезапно сделалось еще жестче, еще суровее, еще опаснее и словно подернулось тенью. У нее мелькнула мысль, что она зашла слишком далеко. Он по-прежнему не двигался, наблюдая за ней мрачным взглядом, похоже, замечавшим все.

Все инстинкты кричали — уходи! Быстро! И никогда не возвращайся. Но она осталась.

— И сколько времени ты пробудешь в Суррее? — Он не ответил. Она шагнула к нему, понимая, что лучше этого не делать. — В доме вообще ничего нет.

Он проигнорировал и это. Пенелопа решительно продолжала:

— А где ты спишь?

Порочная темная бровь взметнулась вверх.

— Что за вопрос? Ты приглашаешь меня к себе в постель?

Слова обожгли неприкрытой грубостью. Пенелопа замерла, словно от физического удара, и немного помолчала, не сомневаясь, что он извинится.

Тишина.

— Ты изменился.

— Вероятно, тебе следует вспомнить это, когда ты в следующий раз помчишься на поиски полуночных приключений.

В нем не осталось ничего от того Майкла, которого она когда-то знала.

Пенелопа повернулась и направилась в черноту, в ту сторону, где стоял Нидэм-Мэнор, но, пройдя всего несколько футов, вернулась назад. Он так и не шелохнулся.

— Я в самом деле была счастлива увидеть тебя.

Она снова повернулась и зашагала в сторону дома, чувствуя, как холод проникает глубоко в кости, но опять вернулась назад, не в силах удержаться от последней язвительной реплики:

— И, Майкл... — Она не видела его глаз, но мгновенно поняла, что он смотрит на нее. Слушает. — Ты на моей земле.

Она пожалела о своих словах сразу же, как только произнесла их, — они вырвались от досады и раздражения, приправленных желанием обидеть, более подходящим скверному, испорченному ребенку, чем женщине двадцати восьми лет.

И пожалела еще сильнее, когда он метнулся к ней, как волк в ночи.

— Твоя земля? Вот как?

Это прозвучало мрачно и угрожающе. Пенелопа невольно отступила назад.

— Д-да.

— Ты и твой отец думаете, что сможете подцепить для тебя мужа с помощью моей земли?

Он знает.

Пенелопа постаралась подавить грусть, охватившую ее, когда она поняла, что он появился здесь ради Фальконвелла. А не ради нее. Он подходил все ближе и ближе, а Пенелопа пятилась, чувствуя, как перехватило дыхание, и пытаясь двигаться так же быстро, как и он. Бесполезно. Она замотала головой. Нужно отказаться от своих слов. Кинуться к нему и успокоить. Умиротворить дикого зверя, загонявшего ее в глубокий снег. Но ничего этого она делать не стала.

Она слишком разозлилась.

— Это не твоя земля. Ты ее потерял. А я уже нашла себе мужа.

Ему совсем не обязательно знать, что она не приняла предложение.

Он остановился.

— Ты замужем?

Она снова замотала головой, торопливо отодвигаясь от него, пользуясь моментом, чтобы увеличить между ними расстояние.

— Еще нет, но... очень скоро. И мы будем жить долго и счастливо здесь, на нашей земле.

Да что с ней такое? Слова вылетели сами, порывисто и быстро, и забрать их обратно уже невозможно.

Он снова надвинулся на нее, на этот раз очень сосредоточенно.

— Все до единого мужчины в Лондоне мечтают о Фальконвелле — если не ради земли, то просто чтобы взять надо мной верх.

Если она начнет двигаться еще быстрее, то рухнет в снег, но попытка того стоила — Пенелопа внезапно очень занервничала. Что с ней случится, если он ее поймает? Она споткнулась о корень дерева, спрятавшийся под снегом, и, вскрикнув, полетела навзничь, широко раскинув руки в неуклюжей попытке удержаться на ногах.

Он подскочил к ней, схватил своими большими сильными руками, поднял, прижал спиной к стволу большого дуба и прежде, чем Пенелопа смогла убежать, уперся обеими руками в ствол, удерживая, как в клетке.

Мальчик, которого она помнила, исчез навсегда.

А со сменившим его мужчиной шутки определенно плохи.

Он оказался близко. Слишком близко. Наклонился к ней. Его дыхание овевало ей щеку, только усиливая тревогу. Пенелопа перестала дышать, слишком сосредоточившись на исходившем от него жаре, ожидая, что еще он скажет. Он понизил голос до шепота:

— Чтобы заполучить его, они даже готовы жениться на перезрелой старой деве.

И тогда она его возненавидела. Возненавидела его слова, обыденную жестокость, с которой он их произнес. Подступили слезы.

Нет. Нет! Она не заплачет!

Не перед этим животным, ничем не похожим на мальчика, которого она когда-то знала. Того, о возвращении которого так долго мечтала.

Но не о таком возвращении.

Она снова начала вырываться, лягаться, пнула его ногой в икру достаточно сильно, чтобы с удовлетворением услышать стон.

— Пошел к черту! — прокричала Пенелопа, прекрасно понимая, что леди не ругаются, но не зная, как еще достучаться до этого жестокого незнакомца. — Что ты собрался сделать — оставить меня здесь, в снегу, чтобы я замерзла насмерть?