Джоан Вулф - Сделка Страница 12

Ну и ну! За меня уже все решили.

Подозреваю, я выслушала все это с полуоткрытым от удивления ртом. Когда же пришла в себя, то проговорила не без язвительности:

— Нижайше благодарю вас, милорд, за заботу.

— О, не стоит благодарности, мэм, — невозмутимо ответствовал Сэйвил.

— Как, мама, — вдруг подал голос Никки, — разве я не поеду с тобой? Ты не берешь меня?

Сердце мое сжалось. Ведь до сих пор я не оставляла мальчика ни на один день. И только панический страх, что, поехав со мной, он сможет узнать что-нибудь о Джордже Мелвилле, заставил меня ответить:

— Я еду всего на несколько дней, дорогой, а тебе не следует пропускать занятия с мистером Ладгейтом.

— Боюсь, Никки, — вмешался граф Сэйвил, — что это я то чудовище, из-за которого твоя мама решила оставить тебя здесь. Если мои племянники узнают, что у меня в доме появился мальчик, которому полагается учить уроки, а не бездельничать и приятно проводить дни, они наверняка поднимут бунт и потребуют, чтобы всех их тоже в учебное время отправляли ко мне порезвиться.

Этот монолог, я заметила, произвел на Никки немалое впечатление. Во всяком случае, он внес некоторое смятение в его душу.

— Но ты сможешь приехать ко мне весной, когда вместе с мамой доставишь вашу Марию, — добавил Сэйвил. Никки поднял голову и сделал попытку улыбнуться.

— Это будет неплохо, — едва слышно проговорил он. Я досадливо хмыкнула и спросила:

— Милорд, вы уже закончили обихаживать своих лошадей?

— Да, миссис Сандерс, — любезно ответил он. — И ваших тоже.

— Тогда я подложу им еще сена, с вашего позволения.

— Конечно, мэм.

Скованным шагом я подошла к лестнице на сеновал, поставила ногу на нижнюю ступеньку и в замешательстве остановилась, поняв, что не могу подняться, пока Сэйвил и его конюх находятся здесь же, позади меня.

Не сумев сдержать беспомощной злости, я обернулась.

Сэйвил улыбался.

Я в ярости сжала кулаки.

Джон Гроув выступил вперед и сказал:

— Позвольте я сам сделаю, мэм. А вы ступайте и готовьтесь к обеду.

Мы возвращались домой в полном молчании. Каждому было о чем подумать, особенно бедному Никки и мне.

В душе я не могла не признать, что в завязавшейся игре, если можно так назвать то, что сейчас происходило, граф Сэйвил меня переигрывает.

Глава 5

На обед миссис Макинтош не без помощи своего супруга умудрилась приготовить куски курицы, запеченные в горшочке и сдобренные многочисленными приправами, для чего не пожалела одну из своих любимых самых крупных кур. Видимо, она понимала: для того чтобы накормить такого здоровенного мужчину, как лорд Сэйвил, требуются значительные затраты. На стол также были поданы ароматная картофельная запеканка в качестве гарнира и свежеиспеченный, покрытый хрустящей корочкой хлеб.

Большую часть курицы я положила на тарелку Сэйвила, оставшееся отдала Никки, сама же вполне удовлетворилась запеканкой.

Никки ел молча, не выказывая намерения возвращаться к разговору о моем отъезде в имение графа, с которым я вела немного натужный разговор.

— Знаешь, Никки, — внезапно обратился Сэйвил к моему сыну. — Подозреваю, твоя мама не слишком хочет оставлять тебя с Макинтошами. Опасается, что им будет чересчур хлопотно. Я напрасно пытался убедить ее — восьмилетний мальчик уже вполне самостоятелен и может многое делать сам, не требуя постоянной заботы.

Все это говорилось добродушным, чуть снисходительным тоном, как бы намекающим на то, что мы-то, взрослые, хорошо знаем, каковы на самом деле они — наши дети.

Разумеется, Никки вскинул голову и взглянул прямо на меня.

— Вовсе нет, мама, — сказал он слегка дрожащим голосом, — со мной никому не будет трудно. Я ведь не ребенок.

— То же самое, слово в слово, я говорил твоей маме, — заверил Сэйвил.

Никки благодарно поглядел на него и выпрямился на стуле.

— Конечно, милый, — сказала я ему, — у тебя будет достаточно много серьезных дел: помогать Тиму с лошадьми, я уж не говорю об уроках с мистером Ладгейтом.

— Да, мама, — согласился мой сын с легким превосходством, свойственным мужчине, который и сам, без напоминаний, прекрасно знает, что ему нужно делать.

С улыбкой я одобрила его мужество:

— Была уверена, ты скажешь именно так.

Он показался мне таким маленьким, доверчивым и беззащитным в эту минуту, что сердце у меня сжалось от любви и нежности. И от беспокойства за него.

После обеда я оставила Сэйвила за бутылкой хереса и поднялась к себе, чтобы уложить вещи в дорогу.

Оглашение завещания, я уже знала, было назначено на девятнадцатое, то есть через день. Я рассчитывала, что мы прибудем в Сэйвил-Касл завтра во второй половине дня и уже рано утром двадцатого я смогу отправиться домой. Выходит, мне предстоит дважды присутствовать там на обеде, а у меня, я вспомнила, всего одно подходящее вечернее платье, купленное в прошлом году перед Рождественским балом, который обычно устраивал наш местный землевладелец для жителей округи.

Вынув платье из шкафа, я придирчиво осмотрела его, разложив на кровати. Оно было из небесно-голубого шелка — как глаза моего Никки, с глубоким квадратным вырезом, короткими рукавами с буфами и оборками на подоле. Наш сельский портной скопировал его с рисунка в «Журнале для женщин», который я принесла ему. Это было мое первое вечернее платье, приобретенное после смерти Томми.

Голубой шелк, подумала я, не будет бросаться в глаза на обеде у графа. Чего, пожалуй, не скажешь о двух моих старых платьях. Одно из них, менее поношенное, я тоже разложила на кровати. Оно было сшито из желтого муслина в простом и строгом «имперском» стиле, вошедшем в моду во время недавней войны с Наполеоном. В сравнении с голубым оно выглядело старомодным и выцветшим.

Я взяла новое платье, подошла к зеркалу, приложила к себе. На меня смотрела — если забыть о напряженном взгляде темно-синих глаз и коротких черных как смоль волосах, которые были когда-то длинными, — молодая женщина, не слишком отличающаяся от того «ведьмина отродья», что девять лет назад стала женой сына леди Сандерс.

Ведьмино отродье — так называли мою сестру Дебору и меня не самые добросердечные обитатели Хатфилда. Этим прозвищем мы были обязаны не каким-то своим действиям, а исключительно нашей тетушке Маргарет, известной в нашей части графства Суссекс травнице и целительнице.

Спешу заверить вас, что тетушка отнюдь не была колдуньей. Никогда не занималась заклинаниями, заговорами, предсказанием будущего и прочими не слишком разумными, на мой взгляд, делами, про которые можно прочесть в пьесе «Макбет». Тетя Маргарет была, в подлинном смысле этого слова, травнице и — собирала, выращивала различные травы и лечила ими.