Мэри Бэлоу - Рождественское обещание Страница 12

И все же потом ее неожиданно одолели усталость и зевота, она помнила, как боялась, что не найдет сил добраться из гардеробной в спальню. Накануне она не спала три ночи, измученная то страхом, то гневом, а иногда просто впадая в отчаяние. Все было как в тумане. Она опомнилась лишь тогда, когда оказалась в постели, прижатая телом мужа и уже не в состоянии что-либо предпринять и защитить себя. Но она совершенно не помнила, как потом из гардеробной попала в спальню. Очевидно, ей это удалось, раз она оказалась в постели. На ней была ее ночная сорочка, она убедилась в этом, ощупав себя, хотя и не помнила, как снова надела ее.

Новым трудным и пугающим испытанием, как она поняла, отпустив горничную, теперь будет спуститься к завтраку. Элинор до ужаса боялась встречи с мужем, боялась увидеть чужое, полное презрения лицо человека, который прошлой ночью причинил ей физическую боль и унизил ее. Муж. Она распрямила плечи и выше подняла голову.

Но в столовой она нашла лишь дворецкого и слугу. На буфете стояли серебряные судки е дымящейся едой.

– Доброе утро, миледи, – поклонившись, приветствовал ее дворецкий и отодвинул для нее стул.

Вот кто она теперь: миледи, графиня, подумала Элинор, едва веря самой себе. Графиня Фаллоден. Сердце ее упало.

– Доброе утро, мистер Старрет, – произнесла она и улыбнулась, как всегда улыбалась слугам в доме своего отца. – Доброе утро, – сказала она еще раз, обращаясь теперь к слуге. – Я не знаю вашего имени.

– Питер, миледи, – ответил тот, испуганно вытянувшись перед ней. – Доброе утро, миледи.

– Доброе утро, Питер, – повторила Элинор.

У дворецкого было для нее сообщение. Как только миледи позавтракает, его сиятельство граф готов сопровождать ее к отцу.

Это сообщение вызвало у нее чувство легкой дурноты, и Элинор, отказавшись от еды, ограничилась ломтиком поджаренного хлеба. Граф собирается вместе с ней ехать к отцу, поскольку обещал тому, что они сделают это сегодня утром. Значит, ей не удастся избежать встречи как с мужем, так и с отцом. С удивлением и стыдом она подумала, что ни вчера вечером, ни сегодня утром, когда проснулась, она ни разу не вспомнила об отце. Как могло это случиться? Что с нею произошло? Как могла она спокойно спать ночью?

Ее охватила паника. Что, если отец не пережил эту ночь и, приехав, они узнают, что его уже нет в живых? Что будет с ней, когда не станет отца? Она не вынесет этого. Особенно сейчас. Мысль о собственном эгоизме заставила Элинор содрогнуться от стыда. Она положила салфетку рядом с недоеденным кусочком хлеба. Дворецкий поспешил отодвинуть стул, и она вышла из-за стола.

– Спасибо, мистер Старрет, – поблагодарила она дворецкого. – Сообщите его сиятельству графу, что я буду готова через пять минут. – Собрав всю свою волю и выдержку, она покинула столовую.

Держась очень прямо, став снова мраморной статуей, Элинор сидела рядом с мужем в карете и молча смотрела в окно.. Граф, упорно не спускавший с нее взгляда, пока они ехали по улицам Лондона, успел прийти к выводу, что темно-коричневое бархатное платье ей очень к лицу, хотя показалось бы убийственно мрачным на любой другой женщине. Этот цвет, однако, выгодно подчеркивал яркость рыжевато-каштановых волос Элинор, словно застывшей в гордой неприступности. Она вполне сошла бы даже за герцогиню, подумал граф. Видимо, его молодая жена достаточно потрудилась над собой, готовясь к вхождению в высшие круги общества. Никто, глядя сейчас на нее, не подумал бы, что она всего лишь дочь торговца.

Графиня, его жена. Вспомнив ночь, он вновь почувствовал стыд. С такой грубостью он не обходился даже с проститутками. Надо попросить прощения. Он даже обдумал, как сделает это и что скажет, пока ждал ее в библиотеке. Однако Элинор посмотрела на него с таким ледяным презрением, когда они встретились в холле, и так холодно и надменно поздоровалась, что он забыл о своем намерении и слова извинения так и не слетели с его губ. Он лишь коротко ответил на приветствие и сдержанно поклонился.

Это были единственные слова, которыми супруги обменялись в это утро. Граф, однако, не мог не вспомнить того, что ночью она напоминала разъяренную тигрицу. Тигрицу в период охоты. А сейчас трудно было узнать в этой окаменевшей, как изваяние, женщине вчерашнюю Элинор. Он попытался мысленно раздеть ее, но ничего не получилось.

Он так и не смог найти в ней ту, какой она была всего несколько часов назад – обнаженная, гневная и очень близкая.

– Благодарю, что сопровождаете меня, милорд, – наконец сказала Элинор, когда они уже подъезжали в дому ее отца. Произнося это, она не повернулась и не посмотрела на мужа. – Но вам не обязательно входить в дом. Я вернусь на Гросвенор-сквер в экипаже отца.

– Ничего подобного, миледи, – возразил граф – Я хочу лично поприветствовать вашего отца.

Он вышел из экипажа первым и подал ей руку. Мостовая и тротуар перед домом были устланы толстым слоем соломы. Граф, заметив, что медный дверной молоток обмотан куском сукна, поблагодарил судьбу за то, что у его жены холодное сердце и она нечувствительна к таким явным приметам близкой смерти в этом доме. Элинор действительно ничем не выказала, что заметила это.

– Мистер Трэнсом у себя наверху, в спальне, у него сейчас врач, – ответил лакей на вопрос графа. Элинор, стоявшая рядом, не вымолвила ни слова. – Да, мистер Трэнсом примет вас, он уже справлялся, приехали ли вы. Но вам придется подождать, пока врач спустится.

Элинор первая прошла в гостиную и, остановившись у камина, протянула к огню руки. Он мог бы подойти к ней, положить руки ей на плечи и произнести слова утешения. Но ему она казалась безразличной. Разве любящая дочь не бросилась бы вверх по лестнице, в спальню к больному отцу, невзирая на то что у него врач?

Доктор, которого граф попросил зайти потом в гостиную, наконец появился. Он подобострастно раскланивался, но был смущен и переминался с ноги на ногу.

Мистер Трэнсом тяжело болен, и их сиятельство миледи должна быть готова к тому, что смерть может наступить в любую минуту, пояснил он. Больному прописана двойная доза прежних лекарств, но мистер Трэнсом заявил, что будет принимать лекарства в прежних дозах до тех пор, пока не переговорит с их сиятельством графом и его супругой. Сказав это, доктор наконец перестал раскланиваться.

Граф, не питавший больших симпатий к мистеру Трэнсому, не мог не бросить неодобрительного взгляда на стоявшую к нему спиной жену. За все время разговора с доктором она не проронила ни слова и даже не обернулась.

– Я первым навещу вашего отца, миледи, – сказал ей граф. – Подождите, когда я вернусь. Я пробуду у него недолго.