Мэри Бэлоу - Гостья на замену Страница 12

Она снова потянулась. Не осталось и следа печали, охватившей ее прошедшей ночью, когда дверь спальни закрылась за ней. Тогда, закрыв глаза и прислонившись спиной к двери, она чувствовала себя потерянной и одинокой. И отвергнутой. Все-таки, он ее не захотел. Она годилась для разговоров, даже для поцелуев. Но не более того.

Но печаль почти мгновенно исчезла. Он сказал «Спокойной ночи, моя валентина». И он ответил нет, когда она спросила, не сожалеет ли он о том, что вытащил ее имя. Он сказал, что это был прекрасный день. Романтичный, сказал он. И предложил сохранить такие же отношения.

О, да, подумала она, опираясь руками о подоконник и наклоняясь вперед, чтобы выглянуть в окно, вчера все было удивительно романтично. А впереди было с нетерпением ожидаемое целое сегодня и целое завтра. И, возможно, ночь. Она почувствовала, как вспыхнули щеки. Она поняла, что хочет этого так же, как романтики. Возможно, даже больше. Она хотела этого желанием дерзким и безнравственным. День назад ее впервые поцеловали, и это было намного чудеснее, чем она когда-либо воображала. Она хотела все остальное. О да, она хотела. Она хотела всю оставшуюся жизнь лелеять тайное знание, что однажды, — в День святого Валентина, — она возжелала и ее возжелали, и что это желание было удовлетворено.

Клэр решительно выбросила из головы образ преподобного Кларквелла и его высокоморальные нравоучения, годами вдалбливаемые ей в голову. Отходя от окна и раздумывая, что бы надеть, она подумала, что влюблена. Но это не суть как важно. Конечно же, она влюблена. Что удивительного в том, что изголодавшаяся по романтике старая дева влюбляется в первого же мужчину, который ее поцеловал? Эти чувства принесут ей только страдания. Она прекрасно это знала. Когда она вернется домой, жизнь станет почти невыносимой. Но это не имеет значения. Это стоит страданий. И впереди целых два дня до того, как страдания начнутся.

Она решила, что наденет свое любимое дневное платье, шерстяное розовое, отбросив сожаление о том, что оно не такое модное, как у других дам. Немодное, так немодное. Ничто не испортит ей этот день.

Хотя Клэр опасалась, что опоздала на завтрак, она обнаружила, что в столовой находилось всего пять человек: леди Флоренс и мистер Маллинз, мисс Гарнетт и сэр Чарльз Хорсфилд и герцог Лэнгфорд. Когда все повернули головы в ее сторону, она внезапно оробела и почувствовала себя далеко не такой самоуверенной, как утром. Он снова выглядел как высокомерный аристократ. И, несомненно, он не мог быть тем, о ком она лелеяла такие мечты.

Но он немедленно поднялся и пошел к ней навстречу, протягивая ей руку. Он улыбался и его глаза не казались надменными и ленивыми, как обычно.

— Клэр, — сказал он, взяв ее за руку, — Доброе утро. Присаживайтесь и позавтракайте.

Он выглядит почти как нетерпеливый мальчишка, с некоторым удивлением подумала она, и счастье снова заполонило ее. Она ослепительно улыбнулась ему.

— Доброе утро, Джерард, — и она оглядела сидевших за столом, чтобы включить всех в свое приветствие, — Прекрасное утро, не правда ли? Полагаю, что уже пришла весна.

Сэр Чарльз застонал.

— Утро? Кто говорит про утро?— спросил он, — Разве вы не знаете, что я выбрал валентиной утреннюю пташку? Посмотрев на Ольгу, он укоризненно покачал головой и поднес ее руку к своим губам.

— Моя дорогая мисс Уорд, — сказала леди Флоренс, — Сегодня утром вы просто сияете. Интересно, почему?

— Ах, — сказал мистер Маллинз, — Вероятно, Флоренс, это потому, что завтра Валентинов день.

— Очевидно, так и есть, — ответила хозяйка, — Если погода продержится, днем мы сможем поездить верхом. А сейчас все свободны, поскольку, в любом случае, нас не слишком много.

— Ах, свобода, — сказал сэр Чарльз, — Не думаю, что я все еще вас интересую, Ольга. Дорогая, можно мне передохнуть?

После того, как Клэр наполнила на буфете свою тарелку, герцог Лэнгфорд усадил ее рядом с собой.

— Вы хотите проехаться верхом? — спросил он.

Она снова улыбнулась ему. Она не хотела ничего другого, даже если бы поехала одна. Но с ним…

— Больше всего на свете! – ответила она.

Сэр Чарльз снова застонал.

Он влюбился в нее, когда она улыбнулась. Его живот как будто совершил кульбит, и признаться в этом самому себе мужчине, тридцати четырех лет от роду, было весьма позорно. Однако улыбка настолько преобразила ее, что сделала бессмысленными все барьеры, которые он в течение долгой бессонной ночи пытался возвести вокруг своего сердца. Он никогда прежде не любил. Но теперь влюбился, влюбился самым серьезным образом.

В совершенно неподходящую женщину. Он был распутником и вел никчемную жизнь. Он не мог вспомнить ни одного стоящего дела, которое совершил за последние десять, или около того, лет, за исключением того, что прошлой ночью позволил ей лечь спать одной. Она же вела самоотверженную жизнь и определенно, — невзирая на ее поведение прошлым вечером, — была целомудренной женщиной.

Брак и создание семьи никогда не входили в его планы. Несколько лет тому назад он решил, что его брат и его сыновья вполне достойны занять его место, когда он умрет. В сущности, более достойны, чем он. Он не хотел брать на себя ответственность за продолжение рода. Для него единственное предназначение женщины заключалось в удовлетворении его плотских радостей.

Клэр Уорд не относилась к тем женщинам, с которыми он обычно имел дело. О Клэр можно было думать только как о добродетельной особе –– или как о ведущей жизнь старой девы, или как о состоящей в браке. Но замужество, очевидно, обошло ее. Она не была бы той женщиной, которую он выбрал бы для того, чтобы влюбиться, если он когда-нибудь вообще вознамерился бы это сделать. Если бы у него был выбор, он не влюблялся бы вообще. Он никогда не хотел и ждал этого.

Он влюбился, думал он, наблюдая как сияющая Клэр расправляется с обильным завтраком. Все находящиеся в гостиной совершенно неверно интерпретировали ее преображение как результат страстной ночи, и он это знал.. Его не заботило, что они думают. Его заботило только то, что осталось всего два дня до того момента, когда он вернется в реальность и скажет ей прощай, зная, что полное различие в их образах жизни требует только такого завершения их романтического приключения.

Романтичность! Он всегда смеялся над этим словом и считал, что оно существует только для женщин.

Она закончила есть. Хорсфилд и Ольга уже покинули комнату, и, несомненно, опять отправились в постель. Флоренс и Майлз также горели нетерпением покинуть стол, очевидно, с такими же мыслями.

— Сколько времени потребуется вам, для того, чтобы переодеться в амазонку?— спросил он Клэр, накрыв своей рукой ее руку, лежащую на столе.