Лиз Карлайл - Один маленький грех Страница 12

Укладывать спать и убаюкивать — ну, последнее ей удавалось не всегда.

— Может быть, высокое кресло и кресло-качалка? — продолжила она, стараясь вспомнить, что стояло в детской в доме лорда Ачанолта. — И одна из этих маленьких повозок, с которыми гуляют в парке?

— А, да, детская коляска! — сказал он. — И, наверное, ковер побольше, потолще? На случай, если она разойдется?

Эсме почувствовала, что снова краснеет.

— Она подвижная девочка, да.

Маклахлан снова насмешливо улыбнулся своей слишком очаровательной улыбкой.

— Ну вот, правда выходит наружу, моя дорогая? — продолжал он. — Что вы говорили прошлой ночью? Ах да! Хороший, спокойный ребенок! Нисколько не обеспокоит вас, клянусь!

Эсме смотрела в сторону.

— Это все дорога, я уверена. И… перемены в ее жизни. Улыбка стала мягче.

— Скаковая лошадь лучше ломовой, так?

Лакей вышел, унося последний ящик, и осторожно прикрыл за собой дверь. Маклахлан прошел в глубь комнаты. Остановился у окон и смотрел вниз, на улицу.

— Я вам не очень-то нравлюсь, мисс Гамильтон? — наконец сказал он. — Конечно, вам ничто не грозит, если скажете, что я вам противен.

Эсме открыла рот и снова закрыла его. Помолчала.

— Я… я прошу прощения зато, как я вела себя раньше, — прошептала она.

Он издал странный звук. Подавил смех?

— У вас ужасный характер, — выдавил он. — Я не уверен, что Меррик сможет когда-нибудь оправиться от этого.

— Не знаю, что это нашло на меня. Маклахлан повернулся, чтобы видеть ее.

— Мы вели себя скверно, — признал он. — Никто из нас по натуре не груб, уверяю вас. А Куин на самом деле очень добрый. Просто ситуация сложилась непростая. Даже вы должны согласиться, что все это выглядит очень странно.

— Странно? — спросила Эсме. — Из того, что я видела в жизни, меня больше удивляет, что такое случается гораздо реже, чем могло бы.

— Возможно, ваша жизнь сложилась не совсем обычно, мисс Гамильтон.

Сорча потянула Эсме за юбку:

— Мей, ними!

Эсме наклонилась и увидела, что малышка пытается снять с куклы платье.

— Сначала нужно расстегнуть крючок, моя прелесть, — сказала она, становясь на колени, чтобы показать ребенку, как это делается. — Вот так.

После того как цель, к удовлетворению Сорчи, была достигнута, девочка снова направилась к игрушкам, которые Эсме разложила на маленьком коврике у опустевших книжных полок. Маклахлан, казалось, не вызывал у нее интереса. И это было хорошо.

— Как она зовет вас? — полюбопытствовал он. Эсме пожала плечами.

— Мей или что-то вроде этого. Она еще не может выговорить Эсме.

Маклахлан наблюдал за Сорчей с тем интересом, с каким, наверное, натуралист изучает новую разновидность жука. Глядя на его чеканный профиль, Эсме снова поразилась, какой он красивый. Но уже были заметны следы беспутного образа жизни — складки у рта, припухлости под глазами. Он был на пути к превращению в истосковавшегося распутника. Такие циничные мысли пришли ей в голову прошлой ночью, когда она невольно оценивала его как противника.

Но странно, сейчас он вовсе не казался противником. Похоже, он тоже был смущен. И было отчего. Внезапная смерть матери повергла в хаос и ее, и его жизни. Всему, что она знала об уходе за детьми, она научилась совсем недавно и за короткое время. Собственная неопытность пугала ее.

Вдруг Эсме заметила, что Сорча поднесла руку ко рту. Она уже знала — это не предвещает ничего хорошего. Она ахнула, бросилась к ребенку и сказала что-то непонятное.

Вслед за ней к девочке устремился и Маклахлан. Когда она схватила ребенка, он вынул из влажных пальчиков Сорчи что-то блестящее.

— Не-ет! — завопила Сорча. — Дай мне! Мне!

— Ну и ну, — бормотал Маклахлан, рассматривая блестящий предмет. — Мой пропавший римский солид.

— Что это? — Эсме перегнулась через голову Сорчи, чтобы увидеть находку. — А, старая монетка?

— Ив самом деле очень, очень старая, — согласился Маклахлан, пряча ее. Эсме выпустила хныкающую девочку. Мельком взглянув на Маклахлана, Сорча вернулась к своей кукле.

— Что вы ей сказали? — спросил он Эсме. — Что-то насчет ее губ?

— Ее рта, — нахмурилась Эсме. — «Все в рот». Это старое выражение. А вы, Маклахлан, совсем не знаете гэльского?

Он пожал плечами.

— Раньше немного знал. — Он наклонился и неловко погладил Сорчу по головке, как щеночка. Все же это была попытка проявления чувств, решила Эсме.

— Эсме, — произнес он, взглянув на нее. — Несколько необычное имя, ведь так?

— Да, моя мать отличалась эксцентричностью и восторженностью.

— Насколько я понял, — сказал Маклахлан, уводя ее подальше от Сорчи, — ваш отчим — очень жестокий человек. Как восторженная женщина могла вступить в столь неудачный брак?

Эсме вопрос показался странным.

— Моя мать считалась исключительной красавицей, — объяснила она. — А Ачанолт коллекционировал красивые вещи.

— А, понимаю. Эсме, непонятно почему, продолжала:

— Вначале мама думала, это так романтично — ее добивается богатый джентльмен гораздо старше ее. Она слишком поздно поняла, что для него важно обладание, ничего больше.

— Он не любил ее?

Эсме посмотрела на него как-то странно.

— Мне кажется, он слишком любил ее, — продолжила она наконец. — Той всепоглощающей любовью, которая превращается в жестокость, если встречает сопротивление.

— А она сопротивлялась ему? — удивился Аласдэр.

— Мне кажется, ей нравилось заставлять его ревновать, — призналась Эсме. — Иногда даже злить.

— Почему?

Она пожала плечами.

— После того как они поженились, он перестал оказывать ей прежнее внимание. Он не исполнял ее прихоти, не искал расположения, наверное, потому, что она уже стала его собственностью. К несчастью, мамочка восприняла это как вызов. Дела пошли все хуже и хуже.

— А вы оказались между ними, — задумчиво подытожил он. — Вряд ли это было приятно.

Она уставилась в пол.

— Вам не надо думать обо мне, Маклахлан, — сказала она. — Вам надо заботиться о малышке Сорче.

Маклахлан, поколебавшись, спросил:

— Скажите мне, девочка — Сорча — понимает ли она? Осознает ли, что ее мамы больше нет?

Эсме медленно кивнула.

— Да, до какой-то степени. С тех пор как мы покинули Шотландию, Сорча ни разу не спросила о маме. — Она какое-то время колебалась, потом добавила: — Так вы признаете, сэр, что Сорча ваша дочь? Из того, что я слышала в столовой, я пришла к выводу, что да.

Он удивил ее тем, что направился в угол, где играла Сорча, и присел рядом. Девочка подняла на него глаза и засмеялась, протягивая ему голую куклу.

— Кукла, видишь? — прощебетала она. — Мей дала. Видишь? Видишь?