Джин Фелден - Безграничная любовь Страница 12

— Отец, — заныл Карр, — клянусь!

— Твои клятвы — пустой звук. Послышался чудовищнейший шум, будто в стену запустили стулом.

— Отец, прошу вас!

Там, за портьерой, Кифа аж затрясло.

— Убирайся с глаз моих! — кричал отец, — и подальше!

На следующий день случился еще больший переполох, только на этот раз все было гораздо хуже.

Рано утром отец попросил Пенфилда, чтобы тот оседлал Принца. Пенфилд быстро пришел назад страшно расстроенный.

— Клайд говорит, что Принц не шевелится, сэр. Он думает, что ваш конь мертв, сэр.

Отец вскочил и побежал, и мама, и все дети — все тоже побежали, кроме Карра, конечно, потому что он наверху упаковывал свои вещи. Обычно им не позволяли покидать стол, не доев, что бы ни случилось, но сегодня никто этого даже и не заметил. Принц был мертв — около него виднелись следы пены. Киф почувствовал слабость в желудке. Мама выглядела так, словно ее сейчас тоже вытошнит, и Киф подумал, что это странно, потому что она лечила больных и ей часто приходилось видеть мертвых. Он не понимал, почему вид мертвой лошади так расстраивает ее. Отец — да, он мог понять, почему отец склонился над ним и легонько потрепал его. Отец очень любил этого жеребца.

— Бедный парень, — сказал он, — ведь это совсем не твоя вина.

И отец посмотрел наверх и встретился глазами с мамой, и они как будто бы без слов поняли друг друга, и то, что они поняли, очень их опечалило.

— Кто-то ночью вломился в мою аптеку, — сказала она. Он кивнул, и они снова посмотрели друг на друга.

Днем Карр уехал в лесозаготовительный лагерь. Отец не вышел даже, чтобы попрощаться с ним. Мама всем сказала, что Карр должен начать изучение бизнеса с лесозаготовок, что так решил отец. Может быть, позже он поедет в Миллтаун, сказала она.

— Но я по-прежнему должен в сентябре ехать в Миллтаун? — спросил Райль, встревожившись.

— Планы отца относительно тебя не изменились, — сказала мама.

— И мисс Пенниройаль все же приедет? — захныкала Эдит.

— Все останется по-прежнему, вот только Карр уехал на лесозаготовки на некоторое время. А теперь забудем об этом, ладно?

Через два дня Сюзанн уехала в свою семью в Клэтсонское графство, так сказала им мама, но Киф лучше знал о том, что произошло. Из своей оконной ниши он слышал, как отец позвал Сюзанн в свой кабинет.

— Я все устроил для того, чтоб ты поехала в Дэллс, где ты сможешь начать новую жизнь, — сказал отец. — Это поможет тебе.

Отвернув занавеску, Киф увидел, что на углу папиного стола лежит куча денег.

— И я устрою так, чтоб ты избавилась от ребенка. Но с одним условием, Сюзанн. Ты не должна ни с кем обсуждать это — в особенности с доктором Джо. Моя жена не одобряет аборты.

Потом треволнения кончились, и жизнь потекла своим чередом. Вот только Киф понимал, что проживает последние деньки своего детства. А потом, очень скоро, придет август, и он окажется в поезде, на пути в изгнание — в Массачусетс.

ДЖИНКС

Лето 1886

Лицо Райля преследовало ее… его широкая улыбка, сердечный смех, его золотые волосы, квадратные скулы, тяжелые и ровные брови над живыми глазами, так похожими на отцовские. На отцовские. Почему раньше она никогда этого не замечала?

И его мощная фигура — мускулистые ноги и широкие плечи. Он был так похож на отца и все же совсем другой! Лучше всего она помнила руки Райля — они так и стояли у нее перед глазами — большие, сильные, умелые руки с длинными пальцами. Она часто говорила ему, что у него настоящие руки художника, когда он заставлял ее сидеть без движения, рисуя с нее свои бесконечные наброски.

Всю дорогу в Миллтаун Джинкс думала о Райле и о той их последней встрече в саду — и чувствовала его руки на своих плечах, его тело поверх своего тела.

— Ну что, поела, а? — проревел дядя Уилли. Он был огромным мужчиной, каждый раз, когда Эйлин вновь оказывалась беременной, теряющим в весе. Так что теперь кожа мешком висела на нем.

— Как жаль, что ты не ешь горчицы. — Тетя Эйлин приобняла Джинкс. — Попытайся как-нибудь развеять свою тоску, дорогая. Мальчики будут жалеть, что не увиделись с тобой.

— Мне тоже очень жаль, — пробормотала Джинкс.

— Ты можешь занять комнату Уита. — Уит и Эрик были сыновьями Эйлин от предыдущего брака.

Джо сняла перчатки:

— Что от него слышно?

— Немного, — ответила Эйлин, взглянув на мужа. Она снова повернулась к Джинкс. — Ты устала, дорогая? Хочешь подняться в свою комнату — освежиться и отдохнуть немного?

— Да, было бы неплохо.

— Тогда Тайн проводит тебя наверх, а Берта будет тебе помогать. Она будет твоей личной горничной, пока ты гостишь у нас.

— Спасибо, тетя Эйлин. — Поднимаясь по лестнице вслед за тяжеловесным дворецким, Джинкс чувствовала на себе тяжелый взгляд матери. Интересно, какую историю состряпала она для ее тети и дяди? Вероятно, ту же, что и для папы, — что Джинкс нуждается в перемене обстановки.

Хотела бы она, чтоб мать перестала на нее пялиться. Она больше не задавала ей вопросов, но Джинкс была уверена в том, что мать подозревала, что между ними в саду случилось тогда что-то большее. Джинкс хотелось закричать во все горло: я люблю его! Мне наплевать, даже если он мой брат! Наплевать! Но она молча взбиралась по ступенькам.

Комната ее, как и весь дом, просторная, но темная, была обставлена угнетающе тяжелой мебелью из красного дерева. Там была отдельная ванная и маленькая боковая комнатка, где жила ее новая горничная.

Берте было четырнадцать лет, и она была хорошенькой, темноволосой и очень живой девушкой.

— Я в первый раз прислуживаю леди, — призналась она, распаковывая чемоданы Джинкс. — Я тут уже два года. Никогда не думала, что мне представится такая возможность — с одними-то сыновьями в доме! — Выражение ее лица смягчилось, когда она поймала взгляд измученных глаз Джинкс. — Вам надо отдохнуть, мисс Джинкс. Вы выглядите так, будто вот-вот свалитесь с ног. Давайте я помогу вам раздеться, чтоб вы могли лечь.

Как только Джинкс легла и уставилась в стенку, девушка тихо вышла, оставив Джинкс наедине со своими мыслями.

В следующие несколько недель она только и делала, что оставалась наедине со своими мыслями. Джинкс чувствовала себя одинокой даже в комнате, полной народа. Она пыталась отвечать на все дружеские предложения, но без Райля все ей казалось плоским и серым. Любовь к приключениям оставила ее. Конечно же, каждую неделю они устраивали музыкальные вечера. Ведь тетя Эйлин когда-то была органистом в большой церкви. И пикники, и званые вечера, и ходили в церковь на службу. В честь Джинкс устроили даже грандиозный бал, хоть был и не сезон. Четверг был их приемным днем, и Джинкс думала в такие дни, что умрет от скуки, поддерживая вежливые и бессмысленные разговоры. «Эдит чувствовала бы себя во время них как рыба в воде», — думала она.