Роберта Джеллис - Нежный плен Страница 13

Она догадалась, почему Джеффри покраснел, и почувствовала странное удовлетворение. Он находился примерно в семидесяти милях от Уайтчерча, когда проводил Иэна и Элинор на корабль, и проскакал больше двухсот миль ради встречи с ней только для того, чтобы через четыре дня проделать обратный путь… Джоанна не отпрянула, когда Джеффри, потянувшись за сладким пирогом, который им принесли на десерт, задел рукой ее грудь. Никакого замечания или извинения, но Джеффри все же покраснел.

Джоанна отодвинула тарелку, так и не доев свой кусок. Они не стали долго засиживаться за столом. Джеффри без особого энтузиазма предложил прогулку верхом, но Джоанна сослалась на невыносимую жару и попросила его что-нибудь сыграть на лютне.

В стороне от прямых солнечных лучей, но в достаточно светлом месте, установили пяльцы для вышивания. Джоанна склонилась над работой. Джеффри стал медленно перебирать струны. Первое, что пришло ему в голову — сыграть любовные элегии трубадуров, но Джеффри подавил в себе это желание. Он с немалым успехом исполнял эти куплеты некоторым придворным дамам легкого поведения, но почему-то Джоанне не решался напевать столь фривольные песенки.

Нет, он не боготворит ее. Мужчина не окружает сияющим ореолом женщину, наградившую его звонкой пощечиной, когда ей предложили за обедом перезревший плод. Джеффри слишком хорошо знает и живой юмор Джоанны, и ее житейскую мудрость, чтобы считать свою невесту небесным ангелом. Тем не менее Джоанна чиста и добродетельна — настоящее золото по сравнению с дешевой мишурой фрейлин королевы Изабеллы. Для Джоанны еще прозвучат любовные песни… но не эти.

Джеффри запел английскую лирическую песню «Звезда моря», что несколько удивило Джоанну: она ожидала услышать любовную песню. Но вместо разочарования она все более испытывала удовлетворение: сейчас не время и не место для слащавых сентиментальных элегий. Джоанна неожиданно почувствовала, что не в силах сидеть и молча ждать, когда Джеффри запоет снова, и сказала первое, что пришло ей в голову, но тут же залилась румянцем смущения. При всем желании нельзя было придумать ничего более глупого! Она же отлично знает, что Джеффри умеет петь на английском. Он также немного говорит на этом языке, хотя и не настолько хорошо, как Джоанна.

Однако Джеффри, казалось, не обратил внимания ни на ее замечание, ни на краску стыда на лице.

— Я думал о церкви, — сказал вдруг он. Ведь необходимо что-то говорить, что угодно, только не то, о чем он на самом деле думает. — Некоторые земли, через которые я ехал, находятся в плачевном состоянии. Там хоронят людей прямо у дороги. Я слышал, что в Даргэме умершим отказали даже в последних ритуалах.

— Некоторые священники просто глупы! — ответила Джоанна, и глаза ее полыхнули огнем возмущения. — Почему несчастный слуга должен страдать из-за ошибок своего хозяина?! С тех пор как король Джон оскорбил папу, хотя мне не очень понятны некоторые подробности этого дела, вполне резонно, что папа воздел на короля свой карающий перст. Однако зачем ему наказывать отлучением от церкви весь народ? Мы же не отказывались от послушания.

— Полагаю, папа думает, что король сжалится над своим народом.

Смех Джоанны, каким она встретила эти слова, звучал далеко не весело.

— О чем ты говоришь?! Подобные слова могут спровоцировать осведомителей папы на еще более скверные меры.

— Но, возможно, папа просто хотел продемонстрировать королю свою силу, предупредить, что способен и на ужасную кару.

Джеффри гораздо больше увлекала игра эмоций на лице Джоанны, нежели история короля и папы.

— Самое ужасное уже свершилось: король отлучен от церкви. Не думаю, что это сильно отразилось на нем, но вот наш народ… Помнишь ли ты Седрика Саутфолдского? Он много лет служил посыльным у моей матери.

— Нет, я… ах да, помню. Что же с ним?

— Он умер несколько недель назад. Когда он был очень болен, его жена приходила ко мне вся в слезах, жалуясь, что священник не дает ему причастия. Бедного старика подвергли такой пытке накануне смерти!

— Господь сжалится над ним… — пробормотал Джеффри. — Невыносимая смерть для преданного слуги и хорошего человека…

— Слава Богу, он умер с миром, — сказала Джоанна и сурово сжала губы. — Я послала к Седрику отца Франциска, чтобы он утешил старика. Кроме того, я отхлестала провинившегося святошу, привязала его к хвосту своей лошади, долго тащила и бросила далеко от поместья. Теперь на его месте правит службу молодой священник, который более честно выполняет свой долг передо мной и Богом.

Джеффри выпрямился и прямо посмотрел на свою невесту.

— Ты отхлестала его и протащила лошадью по земле? Но…

— Но что?! — раздраженно перебила его Джоанна. — Разве он вправе вызвать меня на суд епископа Винчестерского? Станет ли Питер де Роше, который ужинает каждый день с отлученным от церкви королем, отрицать, что существуют разумные пределы в послушании папе? Я не прошу этого священника ежедневно открывать церковь для мессы, но почему вынуждено страдать наше будущее? Для умирающего навеки захлопнутся врата рая, когда его лишают последнего причастия, обрекая на вечные муки только из-за прихоти священника. Грехи Седрика ничтожны, если они у него вообще были. Почему он должен гореть вечно в аду, а не наслаждаться Божьей благодатью из-за ссоры между королем и папой, к которой он не имеет вообще никакого отношения?

— Не знаю, — угрюмо ответил Джеффри. — Где его похоронили?

— О, матушка все устроила, когда об отлучении объявили еще в первый раз. Под кладбище мы отвели место за церковью. Теперь всех наших людей хоронят там, и отец Франциск уверяет, что, как только отлучение отменят, он освятит это место.

— Надеюсь, Господь пошлет ему долгую жизнь, — сухо заметил Джеффри.

Джоанна строго посмотрела на своего жениха:

— Джеффри, расскажи мне, чем вызвана та ссора. Матушка и Иэн никогда не говорили об этом. Они вообще не говорят о короле, разве что по необходимости… а я не люблю спрашивать их, потому что… потому что вижу страх в глазах матушки, когда Иэн заговаривает на эту тему. Она боится за него.

— Я тоже. Хорошо, что он уехал в Пемброк. Ссора между королем и папой разгорелась из-за пустяка: кого назначить архиепископом Кентерберийским. Король намеревался посадить на это место Джона Грея, а…

— Эту жабу?! — воскликнула Джоанна.

— Твоя матушка скорее назвала бы его ослиной задницей.

Глаза Джоанны засверкали веселыми огоньками, хотя на лице застыла печать серьезности.

— Манеры и язык замужней дамы не подходят для невинной девушки, — церемонно-наставительно сказала она.