Аманда Маккейб - Зимняя королева Страница 13

— Святой Люции?!

— Да. Очень старая шведская традиция. Святая Люция — наша защитница. Мы чествуем ее каждый декабрь, устраиваем шествие, которое возглавляет дама, изображающая Люцию. И она ведет католиков-беженцев в катакомбы, освещенные факелами, и раздает им еду, пока совсем сама не измучается. Она одевается в белое платье с красными лентами и надевает корону из свечей. А когда она раздает сладости и деликатесы, все поют ей песни.

Розамунда, восхищенная, засмеялась:

— Какая прекрасная традиция! А у нас пока нет святых.

— В Швеции тоже нет, кроме Люции. А вас обязательно выбрали бы на роль Люции.

— Меня? Мои родители сказали бы, что я меньше всех других подхожу на роль святой.

Энтон кашлянул:

— Да, вы кажетесь упрямой, леди Розамунда.

— О! Премного благодарна, — поддразнила его Розамунда. — Еще одна шведская привычка — оскорблять леди под Рождество?

— Ни в коем случае. Упрямство — такая черта, которая чрезвычайно нужна при дворе.

— Правда. Может, я при дворе и недолго, но тоже заметила.

— Но вас все равно выбрали бы на роль святой Люции, из-за вашей красоты. У Люции всегда светлые волосы, голубые глаза, и она должна уметь выразить свежесть и щедрость. Эти качества нельзя свести на нет никаким упрямством.

Розамунда почувствовала, как краска смущения снова заливает ее лицо. Так она не покраснела бы ни от какого комплимента, высказанного другим мужчиной. Он считал ее красивой!

— Может, эта такая традиция, которую нам следовало бы перенять.

— Обязательно. — Энтон слез с табурета и осмотрел свою работу.

— Вам нравится?

— Что нравится? — спросила она, все еще ошеломленная. Он нравится? Она очень боялась, что — да. Он был совсем не таким, как Ричард.

— Украшения.

— Ах, украшения! Очень празднично.

— Тогда нам осталось подыскать место для этого. — Он взялся за поцелуеву ветвь, которую все еще держала Розамунда, почти забыв о ней.

— А, это глупость, — возразила Розамунда, отступая назад. — Королева определенно не захочет видеть ее в зале.

— Почему? — Энтон приблизился, чтобы взять зеленый круг в руки. Он осмотрел омелу, трепещущие ленточки и расплылся в улыбке. — Поцелуева ветвь!

Розамунда вырвала у него ветвь:

— Я же сказала, что это глупость!

— Мне мама рассказывала, что, когда она была девушкой, она делала поцелуеву ветвь, чтобы гадать, кто станет ее мужем.

— А я сделала ее совсем не поэтому. Просто мне показалось, что она симпатично выглядит.

Энтон подошел совсем близко и наклонился, чтобы шептать ей на ухо. От его свежего дыхания у нее на темени зашевелились завитушки и, ее охватила дрожь.

— И еще она мне говорила, что если ты поцелуешь кого-то под этой ветвью в полночь под Рождество, то он будет твоей настоящей любовью до конца года.

Розамунда закрыла глаза, пытаясь не обращать внимания, как его дыхание растекается по ее коже.

— Тогда этого лучше не вешать. Здесь, при дворе, за настоящую любовь жестоко мстят.

Энтон засмеялся, беря ветвь из ее рук:

— Нет, она слишком симпатичная, чтобы ее ломать. Мы ее повесим здесь, за гобеленом. Ее смогут найти только те, кому она действительно нужна.

Розамунда не успела возразить, как он пошел к гобелену и отвернул его, открывая зазор между стеной и гобеленом, потом подпрыгнул, чтобы зацепить ленточную петлю за выступ в резьбе дерева; ветвь закачалась на подвеске, зеленая и нарядная. Затем он вернул гобелен на место, и тот скрыл потайное пространство.

— Вот так, леди Розамунда, о ней знаем только мы двое.

Их секрет! Розамунда хотела убежать, как в тот день, когда увидела его на пруду. И не могла, будто была связана с ним лозами плюща, и красными лентами, и еще темным блеском его глаз.

Она коснулась кончиком языка пересохших губ и увидела, как глаза его сузились в ответ на это ее незаметное движение.

— Темза уже совсем замерзла? — тихо спросила она.

— Почти замерзла, — хрипло ответил он. — Говорят, на днях будут сильные морозы.

— Сильные морозы?! Их не было уже много лет, еще с тех пор, как моя мама была ребенком.

Розамунда потупилась, почувствовав себя вдруг совсем бесстыдной:

— Тогда вы сможете учить меня кататься?

— Вы мне кажетесь очень способной ученицей, леди Розамунда. А я смогу танцевать на Крещение?

— Надо подождать. Наш первый урок танцев только завтра.

— Я мечтаю о нем.

Розамунда присела в реверансе и побежала. Она тоже очень мечтала об их уроках. О всяких уроках…

Ей было так уютно в теплой жизни замка Рамси. А сейчас она чувствовала себя такой неуверенной, как будто балансировала на краю глубокой неведомой пропасти между собой прежней и нынешней, между той, которой она была, и той, которую она еще не знала. Малейший толчок мог свалить ее или в ту или в другую сторону. Или она могла прыгнуть.

Она ринулась из зала и повернула к лестнице, которая вела к апартаментам камеристок, но на первой же ступеньке замерла. Выше, на лестнице в темноте, стояла Анна, погрузившись в разговор с лордом Лэнгли. Их голоса были низкими и напряженными, будто они ссорились. Он потянулся к руке Анны, но она отступила назад, качая головой, а потом побежала вверх по лестнице.

Лорд Лэнгли развернулся и пошел вниз. Розамунда сжалась у стены, надеясь, что в сумраке он ее не заметит. Но он, кажется, вообще ничего не видел. Его красивое лицо, недавно светящееся весельем, было мрачным и натянутым от злости.

— Чертова упрямица! — бормотал он.

Розамунда помедлила, не зная, что ей делать. Ее собственная романтическая жизнь зашла в тупик, так что ей не до помощи кому-либо еще. Но Анна была ее подругой.

Чувствуя себя зажатой между Сциллой и Харибдой, Розамунда поплелась в общую спальню фрейлин. Остальные леди еще украшали залы, и только Анна одна-одинешенька лежала на постели, отвернувшись к двери спиной. Она лежала тихо, без всхлипываний и вздохов. Розамунда на цыпочках подошла к ней.

— Анна? — ласково позвала она. — Что-нибудь стряслось?!

Анна повернулась к ней. Глаза у нее были сухими, но красными, и черные кудри выбились из прически.

— О, Розамунда! Посиди со мной. Розамунда присела на край постели и достала из вышитого кармана на талии носовой платок.

— Расскажи мне о своем возлюбленном там, дома, — попросила Анна, облокотившись на подушечку. — Он красивый?!

— О-о! — простонала Розамунда, испуганная вопросом Анны. Она сделала над собой усилие, чтобы вспомнить Ричарда, как он ей улыбался, улыбкой без скрытых глубин и тайн, совсем не как Энтон Густавсен. — Красивый… — медленно выговорила она.