Дженнифер Блейк - Обнимай и властвуй [Черное кружево] Страница 13

— Ложись спать, Ашанти. Тебе больше незачем здесь сидеть. Мы вряд ли что-нибудь узнаем до утра.

— Если только вы тоже попробуете отдохнуть, мадемуазель.

— Я постараюсь.

Сделав последний стежок, Фелиситэ ловко завязала узел и оборвала нитку. Воткнув иголку в подушечку, она умелыми движениями сложила ткань и встала, отложив рукоделие. Ашанти помогла ей снять халат, затем повесила его в шкаф. Когда служанка открыла резную дверцу, спальня тут же наполнилась ароматом лепестков роз и ветивера[6].

Фелиситэ подошла к кровати и вскарабкалась на перину. Стоя на коленях, она старательно расправила москитную сетку, свисавшую с крючка на потолке, плотно соединив ее края, чтобы ей не досаждали кровожадные насекомые. Ашанти, пожелав госпоже спокойной ночи, взяла свечу и вышла из комнаты.

Фелиситэ легла в постель и попыталась заснуть, но сон не приходил. Лежа в темноте с открытыми глазами, она вспоминала события нескольких последних дней. После ареста отца и брата ее охватил страх, с которым она не могла справиться. Что, если ее стычка с полковником Морганом Мак-Кормаком, когда она, сама того не ожидая, взяла на себя вину за случай с ночным горшком, оскорбившим достоинство испанских солдат, ее подстрекательство людей на балу к неповиновению, не говоря уже об истории с контрдансом, послужили основанием для того, чтобы взять их под стражу?

Да, горшок приказал вылить Валькур, однако он, повидимому, рассчитывал, что ему это легко сойдет с рук — в крайнем случае, кого-нибудь из слуг в доме слегка накажут за неосторожность. Он наверняка не хотел, чтобы это истолковали как намеренное оскорбление, обвинив в нем сестру, отца и его самого. То же самое на балу: Фелиситэ сделала замечание насчет музыки вовсе не для того, чтобы испортить вечер и дать повод к применению силы, как случилось потом. Просто собравшиеся восприняли ее слова с такой ядовитой злобой, что там едва не начался беспорядок. Фелиситэ точно помнила, как Валькур и еще несколько горячих голов вместе с городскими юнцами громко возмущались тем, что француженка танцует с испанским офицером.

С другой стороны, все стычки с Мак-Кормаком произошли только по ее собственной вине. Он вел себя с высокомерной назойливостью, подчеркивая свое превосходство в силе, в том числе и физической. И все это не казалось менее раздражительным из-за того, что Мак— Кормак не отдавал себе отчет в своих действиях. То, как он использовал заведомое превосходство своего положения, чтобы шантажировать Фелиситэ, до сих пор вызывало у нее приступы бурного негодования. В то же время она понимала, что переживает сейчас именно из-за угрозы, которую полковник отпустил как бы невзначай.

Сквозь ставни уже пробивался серо-голубой свет зари, когда Фелиситэ погрузилась наконец в легкую дрему. Проснувшись поздним утром, она накинула халат из хлопка и повязала шею батистовым кружевным платком, прежде чем выйти из спальни.

Фелиситэ решила отнести в казармы корзину с продуктами, так как арестантов всегда кормили на редкость плохо. Кроме того, там она могла узнать какие-нибудь новости насчет отца и Валькура, выяснить, почему их арестовали.

Мсье Лафарг, отец Фелиситэ, был торговцем. Его дом, как и многие другие в Новом Орлеане, сложенный из бревен, проконопаченных мхом пополам с оленьей шерстью и покрытых глиняной штукатуркой, напоминал жилища в бесчисленных деревнях средневековой Франции. На нижнем этаже с окнами на улицу размещался магазин тканей и склад, а в маленьких задних комнатах с выходом во двор обретались слуги и находились прачечная и кладовые. Семья мсье Лафарга жила на верхнем этаже. Попасть туда можно было через узкий портал, напоминавший тоннель и выводивший прямо во двор, к лестнице, пристроенной к задней стене. На втором этаже находилось несколько довольно удобных комнат, четыре спальни и большой зал, примыкавший к лестнице, который использовали как столовую.

Спускаясь по лестнице, чтобы направиться на кухню во дворе, Фелиситэ услышала стук каблуков по насыпи. Она затаила дыхание и тут же увидела худощавого человека в треуголке, украшенной огромным плюмажем, ниспадавшим на плечо. В руке у него была трость с набалдашником, обвитым лентами.

— Валькур! — крикнула она, бросившись навстречу.

— Собственной персоной, — ответил он с мрачной развязностью, слегка поклонившись в знак приветствия и сдернув с головы шляпу.

— Где отец?

Лицо молодого человека сразу сделалось угрюмым.

— К сожалению, он до сих пор остается в гостях у наших испанских хозяев.

— Значит, его так и не отпустили? Но тогда почему ты оказался на свободе?

— Почему? — переспросил Валькур нарочито дурашливым тоном, прикрыв глаза ресницами. — Потому, милая Фелиситэ, что такой нахальный парень, как я, слишком пустоголов и глуп для того, чтобы устраивать революцию. Эти идеи буржуа кажутся мне слишком скучными. Допустим, меня видели на паре собраний, которые были весьма популярны в Новом Орлеане, но я с таким же успехом мог бы оказаться где угодно.

— И они поверили этой пустой болтовне?

— Я умею прикидываться легкомысленным дурачком, если это доставляет мне удовольствие, — ответил Валькур, тряхнув головой. — Возможно, наш полковник Мак— Кормак и не поверил мне до конца, однако выражение сурового неодобрения, появившееся на его милом лице, навело меня на мысль о том, что я, по его мнению, не представляю для властей никакой опасности.

— Он был там? — Фелиситэ с трудом произнесла эти слова из-за подступившего к горлу кома.

— Да, вчера утром. Похоже, он здесь второй человек после О'Райли и подчиняется лишь ему одному. Его не было на месте, когда меня сегодня отпустили, но я об этом нисколько не сожалею.

По тону Валькура, с трудом сдерживавшего гнев, чувствовалось, с какой злобой он отнесся к допросу, устроенному испанцами, и что в таком настроении ему лучше не попадаться под горячую руку.

— Если ты решил подняться наверх и переодеться, — сказала Фелиситэ, — я распоряжусь принести туда рогалики и шоколад для нас обоих.

— Я глубоко тронут твоей заботой, — ответил он, скривив тонкие губы в неком подобии улыбки. — Мне сейчас больше всего на свете хочется поскорей избавиться от тюремной вони. Сделай одолжение, пришли ко мне заодно и Дона, и как можно скорей.

За чашкой шоколада с теплыми хрустящими булочками Валькур рассказал сестре, что произошло позавчера в доме генерал-губернатора. Приглашенных на прием к О'Райли приветствовали в его резиденции очень тепло. Спустя некоторое время после того, как подали прохладительные напитки, их всех попросили пройти в смежный зал, где к ним в очень резких выражениях обратился сам О'Райли, в то время как Комендант Обри стоял рядом с покрасневшим от волнения лицом. Ирландец заявил, что жители Луизианы проявили неуважение к Испании, что король Карлос крайне недоволен недавними беспорядками в провинциях и оскорблениями, нанесенными губернатору Уллоа, его чиновникам и военным. Его величество разгневан прокламациями, унизительными для его правительства и всей великой испанской нации. В этой связи, сказал О'Райли, он получил приказ короля арестовать зачинщиков сих возмутительных действий и судить их по законам королевства.