Вайолетт Бэкли - Научи меня любить Страница 13

— Камни?..

— Да, камни, но те, по которым можно пройти, а не препятствия… Он сравнил их с переменами в жизни… Понимаешь?

Кэтрин кивнула головой.

— Ну вот, а потом я даже точно не помню, о чем был разговор, но я бросила ему вызов, а он принял его. Я должна была знать, что он примет. Он был таким яростным… и все же таким сильным и надежным. И мне почему-то вдруг показалось, что я должна подчиниться ему. — Она беспомощно взглянула на Кэтрин и развела руками. — И тогда я сняла с головы обруч и вложила ему в руку. У меня не было кольца, но он все понял. И тут же надел мне на палец свой перстень. Я видела, что он был поражен, Кэт, так что он тоже не был готов к этому. И тогда мы соединили руки и сказали слова обета.

— И вы поцеловались?

— Да. Разве это так важно? — И тут ей показалось, что это действительно очень важно.

— Да, важно, Олли. Вы заключили договор о том, что вы поженитесь через некоторое время. Вы оба, если захотите, можете расторгнуть этот договор, если только не…

— Если только — что?

Кэтрин неуверенно погладила пальцы Оливии.

— Если только вы не доведете до конца свои обеты. В ином случае ваш договор станет окончательным и бесповоротным.

Довести до конца? Окончательно и бесповоротно? Эти слова свинцовым маятником закачались в мыслях Оливии. Она отняла руки и схватилась за край стола.

— Довести до конца, Кэтрин? Ты имеешь в виду, что?..

Кэтрин посмотрела на ее растерянное и смущенное лицо и поняла, что эта молодая женщина знает о мужчинах даже меньше, чем она полагала.

— Олли, не надо пугаться. Да, я имею в виду именно это. Вы вместе ляжете в постель. Генрих и я тоже так поступили еще до того, как поженились, и потому, наверное, он и забыл сообщить тебе о свадьбе. Понимаешь, после обручения и… завершения свадьба уже не играет такой важной роли. Это только как затягивание узла, который и без того уже завязан. Некоторые совсем не придают этому значения и пренебрегают церковным обрядом. Но завершение играет важнейшую роль, в том числе и формальную. Ты должна это знать.

— Значит, в таком случае он захочет… Ах, Кэтрин, я совсем ничего не знаю! У меня ведь не было случая узнать, — в ее голосе уже звучали панические нотки.

— Послушай меня, голубка. Это совсем не страшно. Когда ты любишь человека, это просто прекрасно… Вот некстати, черт побери!

Раздался стук в дверь и в комнату заглянул Генрих, широко улыбаясь.

— Можно нам войти?

Дамы мысленно застонали и поднялись из-за стола навстречу мужчинам, сожалея, что продолжить разговор им не удастся.

— Мы должны ехать через час, Оливия, — объявил сэр Лоуренс.

Оливия не знала, как долго она просидела на холодных ступеньках каменной лестницы, погруженная в свои мысли. Словно что-то все еще удерживало ее, не позволяло ей уехать из дома. Появился Генрих и объявил, что все готово, ее вещи упакованы, ее гнедая кобыла оседлана и сэр Лоуренс ожидает ее. Оливия поблагодарила и обещала сейчас прийти. Однако когда он ушел, она не двинулась с места. Сумрак, тишина и прохлада окружали ее — лестница была тихим убежищем, куда не достигали шум и суета приготовлений к ее новой жизни.

Темная фигура заслонила свет внизу, и ее сердце заныло. В голове мелькнула мысль: бежать, бежать, пока есть возможность, но она понимала, что было уже слишком поздно и что его длинные ноги с легкостью догонят ее, куда бы она ни подалась.

Он заговорил с ней очень тихо, почти шепотом.

— Оливия, пойдем!

— Я не могу, — прошептала она, — не могу!

— Ты прячешься в норку, Оливия. А ведь ты говорила мне, что не хочешь этого и что у тебя хватит смелости изменить свою жизнь. — Он говорил очень мягко, приближаясь к ней медленно, словно к испуганному животному. — Ты боишься?

Она не хотела признаваться ему в этом, но он и без слов понимал, что ей не по себе.

— Я тебя совсем не знаю. Ты хочешь, чтобы я одним махом упаковала свои вещи и поехала с тобой и с целой толпой чужих людей, — Оливия махнула рукой в сторону холма, — неизвестно куда. И все это только потому, что вы с Генрихом считаете, что так надо. Но я-то не считаю, что так надо. Уходи! Ты… ты нарушаешь мой покой!

Она услышала, как он усмехнулся, и увидела, как блеснули его зубы в улыбке. Он вплотную приблизился к ней, и бежать было некуда — за спиной только каменная стена. Она вытянула руки, желая оттолкнуть его, но он поймал её запястья и завел за спину. Затем медленно, но твердо поднял ее на ноги и прижал к стене. Его глаза, в которых играл смех, смотрели прямо в ее глаза.

— Я нарушаю твой покой, дамуазель? Прекрасно. Тогда если я позволю себе еще больше побеспокоить тебя, то, может быть, мы наконец отправимся в дорогу?

Она пыталась сопротивляться, но он крепко держал ее и отпустил только в тот момент, когда его губы соединились с ее губами в поцелуе. Он ничем не рисковал. От его поцелуя куда-то улетучились все мысли о сопротивлении. Сэр Лоуренс словно впрыснул в ее кровь старое вино. Она почувствовала вкус поражения и подчинения. Он разрушил ее волю, ее сомнения, непримиримость.

Наконец поцелуй закончился, но он не отпускал ее, глядя девушке прямо в глаза, словно гипнотизируя взглядом.

— Ну что, Оливия, ты готова ехать со мной? Покорившись судьбе, она кивнула.

В пути сэр Лоуренс, видя, что она озабочена, был все время с ней и показывал то стада оленей на полянах по склонам холмов, то падающий в расщелину небольшой водопад, похожий на тонкую серебряную нить. Время от времени зайцы перебегали по полям; высоко в небе, высматривая добычу, парили хищные птицы — соколы, ястребы и изредка — орел.

— Ты хорошая наездница, дамуазель. Давно у тебя твоя гнедая кобыла?

— Около четырех лет, сэр, — ответила Оливия, поглаживая шею лошади. — Я могу оставить ее у себя?

— Конечно, можешь. Моему Негру она уже понравилась.

Оливия успела заметить, что их лошади явно обратили внимание друг на друга и что только сильные руки и ноги Лоуренса удерживали вороного жеребца от того, чтобы он не кусал шею ее кобылы. Она засмеялась и, взглянув на огромное черное животное, подумала о том, как масть ее кобылы и его жеребца подходит под цвет волос их наездников. Как они похожи, думала она, эти два зверя темной масти, как оба горды и бесстрашны. Словно в ответ на эти мысли, она выпрямилась в седле и потрогала золотой крестик на шее, подаренный настоятельницей на прощание. Совершенно не к месту она вдруг подумала о том, как же ей исполнить клятву, данную после их обручения. Впрочем, у нее теперь было много времени, чтобы решить все проблемы.

6