Виктория Дьякова - Госпожа камергер Страница 13

Взволнованная Мари-Клер подошла к дверям зала и с усилием толкнула ее. Окованная железом дверь приоткрылась – девочка застенчиво заглянула внутрь и обмерла… Вся зала купалась в неярких еще лучах утреннего солнца и показалась юной воспитаннице монастыря обиталищем сказочных существ.

Небольшая комната, служившая для аббатисы Лолит кабинетом, имела необычную восьмиугольную форму и напоминала ею цветок цикламена. Стены зала затягивала тисненная темно-красная кожа, покрытая мелкими золотистыми узорами, по углам же отделку дополняли деревянные панели из черненого кедра, столь тщательно испещренные резной вязью, что издалека они походили на тканые персидские ковры.

Пол в зале был выложен из серых и черных мраморных плиток, расположенных в шахматном порядке. От самой двери по нему расстилался узкий и длинный темно-зеленый ковер, вышитый потершимися с годами шелковыми черными маками.

Ковер приводил к массивному старинному столу, за которым и сидела наставница-аббатиса. Своей формой стол совпадал с очертаниями зала – он так же имел восемь углов и был сделан из черного эбенового дерева. Посередине же его сияла рыжим огнем круглая медная пластина, вставленная по мавританской традиции в деревянную столешницу. Толстые округлые ножки стола по бокам украшала резьба, покрытая тонкой металлической окантовкой.

Окна в зале были распахнуты, солнечный свет свободно проникал в них. Зал располагался довольно высоко – башня Ключа и Скважины издавна считалась одной из самых высоких построек в монастыре и уступала тем только собору Святой Терезы. Потому зубцы стен виднелись едва-едва из окон, а сразу за резной отделкой ставен открывался вид на море: лазурно-солнечный, ослепительный простор, разрезаемый метущимися белыми молниями чаек и бакланов, – их распластанные крылья то и дело мелькали в проеме окон, а тишину разрывали резкие гортанные крики. На горизонте виднелся корабль – он шел в гавань Марселя, и ветер дул в его тугие желто-белые паруса.

Сестра Лолит склонилась над столом и читала письмо. Услышав, как приоткрылась дверь, аббатиса подняла голову, Мари-Клер сразу заметила, что в чудных темных глазах наставницы блеснули слезы.

– Подойди, девочка моя, – подозвала она воспитанницу.

Мари-Клер приблизилась, чувствуя, как дрожь волнения охватывает все ее тело. Теперь она стояла перед огромным восьмиугольным столом аббатисы, сжав переплетенные повлажневшие пальцы.

За ее спиной, в противоположной от окон стене, высился отделанный черным мрамором камин с блестящими, покрытыми перламутром спиралями решетки. Он был холоден, от солнечного света его загораживали две деревянные ширмы с резными изображениями цветущих цикламенов.

Аббатиса Лолит некоторое время молча смотрела на воспитанницу, грусть изливалась во взгляде ее. Письмо с большой сургучной печатью на шелковом шнурке дрожало в руках. Мари-Клер ощутила, как трепет, охвативший ее, усиливается, нежданная тревога кольнула сердце: неужели письмо, которое аббатиса держит в руках, касается ее. Что написано в этом письме и… и почему любимая воспитательница так грустна…

– Пододвинь стул и присядь, девочка моя, – попросила сестра Лолит свою подопечную, – нам надо о многом побеседовать с тобой. Время пришло.

Она указала на стул с высокой резной спинкой – он стоял почти у окна, обтянутый красной кожей, увитый железом, тяжелый… Мари-Клер пришлось напрячься, чтобы сдвинуть его с места. Когда же она подтащила его к столу аббатисы и взобралась на него, – мавританский стул к тому же оказался еще и высок, – старинная кожа скрипнула, словно недовольно вздохнула.

– Нам предстоит расстаться с тобой, – начала сестра Лолит, решив сразу сообщить самое главное.

Мари-Клер вздернула брови и испуганно смотрела на воспитательницу – она не понимала толком всего значения услышанного и растерялась.

– Я получила письмо от твоей содержательницы, – аббатиса перевела взгляд на бумагу, которую положила перед собой, – от принцессы Орловой…

– Я ничего не знаю о принцессе… – пролепетала Мари-Клер и осеклась, так как не смогла повторить имени, только что произнесенного наставницей.

– Принцесса Орлова живет далеко отсюда, – объяснила ей аббатиса терпеливо, – но она неустанно заботится о тебе…

– Но я не знаю никакой принцессы… – Мари-Клер выставила вперед руку, словно хотела загородиться от неизбежного, голос ее, и без того неуверенный, сделался совершенно робок – аббатиса Лолит едва расслышала его. Мари-Клер опять запнулась…

– Я полагала, – слова аббатисы обволакивали воспитанницу ласково, успокаивающе, – я очень надеялась на то, что принцесса Орлова не захочет излишне обременять себя и оставит тебя с нами, в нашем монастыре. А потому я не начинала с тобой разговор, который вынуждена вести сейчас. Я надеялась, что нам гораздо позже придется поговорить и о принцессе Орловой и о твоих родителях…

– О моих родителях? – Мари-Клер встрепенулась и отняла руки от лица, на щеках ее блестели слезы. – Они живы, матушка аббатиса? – в вопросе девочки прозвучала надежда и одновременно страх. – Почему они никогда не приезжали ко мне?

– Увы, они умерли, – вздохнула аббатиса, – и уже давно, в тот год, когда ты только появилась на свет. То было ужасное время, правда, с тех пор оно нисколько не сделалось лучше. Шла война. Твои родители погибли. Все эти годы, – сестра Лолит задумалась, как объяснить девочке, что все четырнадцать лет ее пребывания в монастыре княгиня Орлова из России неизменно присылала деньги на ее воспитание и суммы эти были настолько велики, что их хватало не только на Мари-Клер, а еще на несколько воспитанниц-сирот, лишенных опеки.

Кроме того, узнав о достатке княгини Орловой, кармелиты взяли на себя смелость попросить у нее денежной помощи на восстановление некоторых построек в монастыре, пострадавших в войну от нападения австрийцев. Княгиня Орлова вполне могла бы отказать аббатисе Лолит в просьбе, но она, наоборот, откликнулась весьма охотно. Присланных из Петербурга средств хватило даже на то, чтобы окончательно поправить внутреннее убранство башни халифа Шируха, где теперь аббатиса беседовала со своей воспитанницей, – а башня простояла недостроенной почти сто лет!

Как же теперь аббатиса Лолит могла допустить мысль, чтобы возразить принцессе Анне, когда та, в самом деле неожиданно, изъявила желание забрать Мари-Клер в Петербург. Но аббатиса Лолит искренне любила свою девочку, и потому печаль стискивала ее сердце в преддверии разлуки. Как еще сложится судьба ее любимицы?!

– Видишь ли, Мари-Клер. – Аббатиса Лолит помогла девочке слезть со стула и подвела ее к окну, они обе смотрели на море. – Родная моя, милая моя… Поверь, я предпочла бы никогда не расставаться с тобой. Мне хотелось бы всегда быть рядом, чтобы видеть, как ты растешь. Но на свете есть разные дороги, и жизнь в монастыре – только одна из них, возможно, и не самая привлекательная для женщины. Ни ты, ни я в самом деле не распоряжаемся нашими судьбами. Моя жизнь без остатка принадлежит Богу. Имея все, что только может пожелать женщина в миру, я однажды сама выбрала этот путь, и никогда не пожалела о том. Но я не могу вынуждать тебя следовать за мной, пока ты еще не открыла другую жизнь – жизнь за стенами монастыря. Если когда-нибудь, когда ты станешь взрослой и искренне поймешь, что желаешь вернуться в стены родной обители, чтобы посвятить себя Богу, знай, независимо от того, буду ли я жива или Господь уже призовет меня к себе, тебя с радостью примут здесь. Здесь твой дом. Но для того, чтобы узнать, какова она, дорога к дому, надо однажды решиться и уйти из него… Вполне вероятно, что тебе не захочется возвращаться назад и принцесса Орлова поможет тебе найти свое место в мирской жизни.

Обхватив руку воспитательницы, Мари-Клер приникла к ней и тихо спросила:

– А принцесса Орлова, какая она?

– Я не знаю, – ответила аббатиса, – я никогда не встречалась с ней. Но все время, что ты прожила с нами, она достойно выполняла обязательства, которые взяла на себя перед твоей покойной матерью.

– А кем была моя мать? – Мари-Клер затаила дыхание: она давно уже готовилась задать этот вопрос и много раз представляла себе, как она спрашивает у аббатисы о самом дорогом, о сокровенном, и даже много раз воображала себе ответы. Она только никогда не могла себе представить, что, именно спросив о своей матери, она услышит в ответ… о революции.

– Твоя мать умерла совсем молодой женщиной, – вздохнула сестра Лолит, – она происходила из знатной, даже знаменитой семьи и носила титул маркизы де Траиль. Когда она была примерно такой же юной, как ты сейчас, жизнь ее перевернулась – случилась революция.

Мари-Клер вздрогнула.

– Бедные люди, – словно не заметив этого, продолжала сестра Лолит, – возмутились против власти короля Людовика и казнили его. Они преследовали и казнили всех, кто был приближен к королю, море крови лилось тогда во Франции. Но твоей матери повезло – ее старший брат Александр вступил в революционную армию и его семью пощадили. Потом к власти пришел революционный генерал Бонапарт. Он одержал много побед, и при нем Франция стала великой, но государи других стран, объединившись, все-таки одолели его, и Бонапарт был изгнан. В тот год, когда Бонапарта сослали на остров Святой Елены, ты и появилась на свет, девочка моя, а твоя мать скончалась от тяжелой болезни. Увы, я не была знакома с ней, – сестра Лолит обняла Мари и крепче прижала ее к себе, – но полагаю, что принцесса Орлова, которая знала твою мать гораздо лучше, расскажет тебе о ней и о ее братьях – они погибли в той войне, и о твоем отце…