Бренда Джойс - Опасная любовь Страница 13

Заслышав слова дяди, Эмилиан напрягся. Зов дорог призывно звучал в ушах, но у него имелись определенные обязательства. Молодой человек представил себя склонившимся над рабочим столом, до рассвета разбирающим бумаги или стоящим поодаль от прочих дам и джентльменов в большом зале, куда он явился ради заключения выгодной сделки. Потом он вспомнил, что делал вчера: проводил время в постели жены соседа, доводя их обоих до исступленного восторга. Из таких простых событий – дел имения и любовных похождений – и складывалась его повседневная жизнь.

– Возможно, так и есть, – медленно протянул Эмилиан. Его слова вовсе не означали, что он согласен отправиться странствовать с табором.

Джаэль чуть не прыгала от нетерпения.

– Какой у тебя странный акцент! Совсем не цыганский, Эмилиан!

Он покраснел. На своем родном языке он не говорил вот уже восемь лет.

Стеван прикоснулся к его руке, привлекая внимание.

– Не хочешь ли поговорить со своей сестрой?

Эмилиан посмотрел на девушку, лучащуюся счастьем и энтузиазмом. Он не хотел разочаровывать ее и надеялся, что ее добродушие пребудет с ней до конца ее дней. Молодой человек поймал себя на мысли, что мечтает показать ей Вудленд, пока kumpa’nia не уйдет на север. Он мог бы так много предложить ей теперь – вот только она предпочитала жить среди цыган.

Он как наяву видел сестру в своем доме gadjo , облаченную в платье gadji. Эмилиан напрягся, потому что это было неправильно. Он в упор посмотрел на дядю.

– У нас с Джаэлью вся ночь впереди – и еще много времени для разговоров в будущем. – Он улыбнулся девушке. – Может быть, мне удастся найти тебе мужа, jel’enedra[9] .

Она состроила гримасу:

– Благодарю, но нет. Я стану охотиться в одиночку – и выбирать буду по своему вкусу.

– Ах, какая независимая! – поддразнил он. – Устроишь облаву, значит?

Она наградила его взглядом, в котором застыла боль. Джаэль вовсе не была наивной девственной изнеженной английской розой.

– Когда он появится, я поохочусь на него. – Привстав на цыпочки, она чмокнула брата в щеку и убежала.

Эмилиан молча воззрился ей вслед.

– Не беспокойся, – произнес Стеван, – она гораздо менее искушенна, чем хочет казаться, и просто играет в женщину, вот и все. Иногда мне кажется, что ей все еще пятнадцать лет.

– Но ей гораздо больше лет, – сухо возразил Эмилиан. Цыганские понятия об этике и морали сильно отличались от принятых в мире gadjos . Было бы странно узнать, что Джаэль – невинная девушка, когда речь заходит о страсти. – Ей уже пора выходить замуж, – отрезал он. Он не хотел, чтобы его сестрой воспользовались, а после выбросили за ненужностью, как произошло с их матерью.

Стеван рассмеялся:

– Ты говоришь как самый настоящий брат!

Эмилиан не улыбнулся в ответ. Он выжидал.

Его дядя тоже посерьезнел.

– Идем со мной.

Он повиновался, терзаемый дурным предчувствием.

В ночном небе сияли тысячи звезд, а деревья что-то тихонько нашептывали, когда они проходили мимо.

– Ее здесь нет, – произнес молодой человек. Это не было вопросом.

– Нет.

– Она мертва?

Стеван остановился и положил обе руки на плечи племяннику.

– Да, Райзы больше нет в живых. Мне очень жаль.

Эмилиан больше не был двенадцатилетним мальчишкой и не имел права плакать, но на глаза его навернулись слезы. Его мать мертва. Райза умерла – и его не было рядом с ней. Она умерла – а он не видел ее долгих восемь лет.

– Что случилось, черт подери?

– Что всегда случается с цыганами? – вопросом на вопрос ответил Стеван. – Она предсказывала судьбу на ярмарке в Эдинбурге. Одной леди очень не понравилось ожидающее ее будущее, и она вернулась со своим джентльменом и потребовала обратно свой шиллинг. Твоя мать отказалась вернуть деньги. Вокруг стала собираться толпа, и вскоре все уже кричали на Райзу, обвиняя ее в мошенничестве, попрошайничестве и краже их денег. К тому времени, как я обо всем узнал и поспешил к ее прилавку, люди принялись закидывать ее камнями. Райза пыталась укрыться за столом, используя его на манер щита, иначе она давно была бы мертва.

Эмилиан стоял неподвижно, и перед его мысленным взором предстала ужасная картина: его мать съежилась за хлипким деревянным столом, используемым для игры в карты.

– Я продрался сквозь толпу, и в меня тоже полетели камни, – продолжил рассказывать Стеван. – Я схватил Райзу – она была ранена в голову, Эмилиан, и истекала кровью. Закрывая ее своим телом, я попытался увести ее. Она шагала с таким трудом, что я на мгновение выпустил ее. Я почти успел подхватить ее, но она все же упала и ударилась головой. Больше она не встала.

Молодой человек хотел кивнуть, но обнаружил, что не в силах пошевелиться. Он представлял свою мать лежащей на булыжной мостовой, взгляд ее широко раскрытых глаз устремлен в пространство, из раны на голове течет кровь.

Стеван обнял его.

– Райза была хорошей женщиной и очень сильно любила тебя. Ах, как она тобой гордилась! Господь наделил нас хитростью, чтобы мы могли приспособиться к жизни в мире gadjos . Однажды они заплатят. Они всегда платят. Мы заставляем этих дураков заплатить. – Он зло сплюнул себе под ноги. – Я рад, что ты воспользовался budjo , чтобы обхитрить gadjos и разбогатеть! – Он снова сплюнул, придавая таким образом своим словам большую убедительность.

Эмилиан осознал, что плачет. Он не плакал с той самой ночи много лет назад, когда его силой вырвали из материнских объятий и цыганской жизни. Его запер какой-то англичанин, клявшийся, что отвезет его к его отцу-gadjo. Он был закован в цепи, как люди, которых видел время от времени направляющимися на виселицу – некоторые из них были цыганами, другие нет. Он плакал от страха и одиночества, но, устыдившись собственной слабости, сумел осушить слезы до того, как тот ужасный англичанин вернулся. Сейчас же его слезы рождались в его израненном сердце. Боль была столь ошеломляющей, что грозила в любую секунду разорвать Эмилиана на части.

Его не было рядом с матерью, чтобы защитить ее, уберечь ее. Он утер слезы.

– Когда?

– Месяц назад.

Он с трудом мог дышать. Ее больше нет. На место скорби пришло чувство вины.

Месяц назад он был с головой погружен в дела gadjo. Он перестраивал свою беседку gadjo . Дни и ночи напролет проводил в постели своей любовницы-gadji .

А все потому, что он решил остаться жить с Эдмундом, когда мог бы оставить его.