Филиппа Грегори - Белая королева Страница 13

— Ты что наденешь? — поинтересовалась моя сестра Маргарита, заметив, что я не участвую в общей суматохе.

— Свое серое платье и серую вуаль.

— Ну, это не самый лучший выбор, и потом, ты очень часто надеваешь это платье по воскресеньям. Почему бы тебе не предпочесть голубое?

Я равнодушно пожала плечами.

— Я иду туда только потому, что этого хочет мама. Вряд ли кто-то из воинов, вновь направляющихся на войну, хотя бы пару раз на нас взглянет.

Вытащив из шкафа свое серое платье, я слегка встряхнула его. Это было мое любимое платье, очень узкое в талии, с небольшим треном сзади. Обычно я подпоясывала его изящным серым кушаком с длинными, низко свисающими концами. Разумеется, я оставила при себе мысль о том, что это серое платье мне гораздо больше к лицу, чем голубое.

— А помнишь, как ты пригласила короля к нам на обед, а он взял да явился? — восторгалась Маргарита. — Почему бы ему снова не посмотреть на тебя — и второй раз, и третий? Он и тогда глаз с тебя не сводил. Ты ему, мне кажется, очень понравилась, ведь он тебе и земли вернул, и на обед к нам пожаловал, и по саду с тобой погулял. Почему бы ему снова не нанести нам визит? Почему бы ему не предпочесть тебя другим дамам?

— Потому что между знакомством и обедом он не получил того, чего хотел! — довольно грубо произнесла я и отшвырнула платье в сторону. — А Эдуард, судя по всему, отнюдь не из тех королей, о доброте и щедрости которых слагают баллады. Цена его доброты оказалась чересчур высока для меня.

— Не может быть! Неужели он намеревался… получить тебя? — в ужасе прошептала Маргарита.

— Именно так.

— Боже мой, Елизавета! И что же ты ему ответила? Как поступила?

— Я ответила «нет». Но это было нелегко.

Мне было даже приятно, что сестра так здорово озадачена.

— Неужели он пытался принудить тебя?

— Не особенно, но пытался. Впрочем, это не имеет значения, — быстро добавила я. — Во всяком случае, я не почувствовала, что значу для него больше, чем любая другая девчонка, вышедшая на обочину дороги.

— Так, может, тебе завтра лучше остаться дома, — задумчиво протянула Маргарита, — раз он так тебя обидел. Ты можешь сослаться на плохое самочувствие. Или, если хочешь, я поговорю с мамой.

— Да нет, я пойду.

И я пожала плечами с таким видом, словно мне это совершенно безразлично.

Утром, впрочем, от моей храбрости не осталось и следа. Проведя бессонную ночь и съев на завтрак кусок говядины с хлебом, выглядела я далеко не лучшим образом и была бела как мел. И хотя Маргарита старательно натерла мне губы красной охрой, я все равно казалась изможденной и напоминала этакое «прекрасное привидение». Среди моих разодетых сестер и кузин я в своем сером платье и сером головном уборе выделялась, точно послушница среди монахинь. Зато мать, увидев меня, удовлетворенно кивнула.

— Молодец! — заключила она. — Выглядишь как настоящая леди, а не как крестьянка на ярмарке, которая вырядилась во все лучшее!

Впрочем, ее упрек, явно адресованный моим сестрам, повис в воздухе. Сестры так радовались, что им разрешили приветствовать войска, что материного недовольства чересчур яркими нарядами попросту не замечали. Мы собрались, прошли немного по дороге, ведущей в Графтон, и вскоре увидели на обочине небольшой отряд примерно в дюжину человек — то были отцовские рекруты; новоиспеченные воины стояли, широко расставив ноги, вооруженные кто дрекольем, а кто и дубинкой. Отец каждому выдал флажок с символом белой розы и несколько раз напомнил, что теперь им предстоит сражаться уже за династию Йорков, хотя раньше они, служа в пехоте, бились на стороне Ланкастеров. Теперь им против собственной воли пришлось стать перебежчиками, однако им самим это было, разумеется, совершенно безразлично: не все ли равно, какому господину хранить верность? Они были вынуждены идти на войну, потому что так приказал хозяин, хозяин их полей, домов и почти всего, что они видели вокруг себя. Хозяину принадлежала мельница, где они мололи свое зерно, пивная, куда они ходили. Некоторые из этих людей никогда не бывали за пределами хозяйских владений, так что с трудом могли представить себе некий мир, в котором слово «сквайр» означает не просто «хозяин», не просто сэр Ричард Вудвилл или же его сын-наследник. Пока мой отец являлся сторонником Ланкастеров, его люди тоже защищали интересы этой династии. Когда отец получил титул барона Риверса, для них ничего не изменилось: они по-прежнему принадлежали своему хозяину. И вот теперь он посылал их сражаться за Йорков. Ну что ж, они, как всегда, готовы сделать все, что в их силах. Им пообещали вознаграждение за участие в боях, а также — в случае гибели на поле брани — помощь их вдовам и детям. А больше им и знать ничего не нужно. Это, правда, отнюдь не делало их борцами за идею, однако, приветствуя моего отца, они радостно махали руками, торчавшими из обтрепанных рукавов, стаскивали с головы шапчонки и с оценивающей улыбкой, но ласково посматривали на моих сестер и на меня, а их жены и дети вежливо приседали и кланялись нам.

Послышались боевые позывные, и все головы дружно повернулись в ту сторону. Из-за поворота неторопливой ровной рысцой выехали первые всадники с королевскими знаменами и трубами в руках, за ними — герольды, за герольдами — личная стража короля, в центре ревущей и размахивавшей стягами колонны находился сам Эдуард.

На мгновение мне показалось, что я вот-вот потеряю сознание, но пальцы моей матери крепко стиснули мой локоть, и я постаралась вернуть себе самообладание. Эдуард поднял руку, приказывая войску остановиться, и колонна замерла на месте. За первыми, довольно пестрыми рядами всадников тянулся длинный хвост хорошо вооруженных и, видимо, более опытных воинов; далее следовали рекруты, выглядевшие такими же испуганными и растерянными, как и наши новобранцы; затем тащился обоз из многочисленных повозок с продовольствием, припасами и оружием и тяжелая платформа с пушкой, в которую были впряжены четыре массивных тяжеловоза; завершала процессию беспорядочная толпа: лошади, маркитантки, шлюхи и бродяги всех мастей. Казалось, какой-то небольшой город целиком зашевелился и сдвинулся с места, но только этот маленький город был смертельно опасен, поскольку направлялся творить зло.

Король Эдуард, легко спрыгнув с коня, приблизился к моему отцу, и тот низко поклонился правителю.

— Боюсь, большего отряда мы бы собрать не сумели, ваша милость, — сказал отец. — Но мои люди поклялись, что станут верно служить вам. Не откажитесь также принять в помощь вашему делу наш небольшой дар.

Тут вперед вышла моя мать и протянула королю кошель с золотом. Эдуард взял кошель, взвесил его на ладони и от всего сердца расцеловал мою мать в обе щеки.