Жаклин Нейвин - Наследница из Гайд-Парка Страница 13

Видя, что она не трогается с места, Роман выпрямился. Его явно гнали, и это уязвляло его гордость. Ему всегда говорили, что он до крайности самолюбив. Сейчас эта черта снова дала о себе знать. И поскольку сердце бешено колотилось в груди, а в голове была неразбериха, он не мог справиться с собой. Ему хотелось спросить: «Когда мы увидимся снова?» Но вдруг ему стало ясно, что его видеть не хотят, и осознание этого было таким болезненным, словно его ударили в живот. Может, у нее есть другой мужчина и она не хочет о нем говорить? Кто-то, за кого она собирается замуж и кому не хочет показывать бывшего любовника?

Такая мысль легко объясняет ее поведение, пугливость, неопределенность ответов, откровенную враждебность. По всей видимости, она боится, что он испортит что-то важное для нее.

От этой горькой мысли Роман выпрямился. Каким же дураком он был! Он считал, что ее холодность объясняется их неприятным расставанием, что все можно поправить, если сильно постараться. Он тешил себя иллюзиями, поскольку ему и в голову не могло прийти...

– Думаю, мой визит был ошибкой, – произнес Роман, после чего церемонно поклонился. – Спасибо за терпение к моей болтовне. Я всегда говорю разную чушь, когда встречаю старых друзей. Иногда даже страдаю сентиментальностью. Желаю всего хорошего, миссис Фэрхевен. Надеюсь, когда вы приобретете шляпный магазин, ваши дела пойдут успешно. Я буду рекомендовать ваш магазин всем своим знакомым.

Триста была озадачена этим внезапным изменением его поведения, но понимала, что им надо расставаться, и как можно скорее. Повернувшись, она направилась через площадь.

С каждым шагом в ее душе росла тревога. Идет ли он следом, наблюдает ли за ней? Она направилась к зданию, стоящему в самом конце, – тому, на которое указала. Делая вид, что ищет ключ, она открыла ридикюль и начала перебирать платок, флакон духов и мелочь для сдачи. Краем глаза она посмотрела назад.

Его видно не было.

Триста огляделась и вздохнула с облегчением. Метнувшись к дереву, она затаилась за ним, выжидая, не появится ли он снова. Через несколько минут она оттолкнулась от ствола и поспешила по дороге прочь от аллеи, которая тянулась вдоль переделанных в жилые помещения конюшен.

Когда она вошла адом через дверь кухни, Эмили с удивлением подняла голову:

– Боже, миссис Фэрхевен, почему вы входите в заднюю дверь, словно простая служанка? Я думала, что вы отправились в полдень на работу. У вас лихорадка? Все лицо раскраснелось.

– Нет. Я решила вернуться домой. Где Эндрю?

– Проходит уроки с господином Дэвидом. Но откуда вы узнали, что вам нужно возвратиться?

– А что? Что-то не так?

Она уже сделала три шага по ступенькам, когда слова Эмили остановили ее:

– Нет. Этот маленький хозяин ничего не сделал. Дело в даме, которая пришла из-за вас. Я сказала ей, что вы не придете до обеда, но она ответила, что искала вас так долго, очень желает вас видеть и посидит в столовой, если я не возражаю, и подождет вашего прихода. Она сейчас здесь.

– Дама? Кто? Ищет меня? – Триста почувствовала, как от страха покрывается гусиной кожей. Не связано ли это с настойчивым преследованием Романа?

Эмили протянула визитную карточку дамы. На карточке было напечатано: «Леди Мэй Хейуорт», ниже от руки было написано: «Я была бы благодарна, если бы вы приняли меня немедленно».

Это имя было Тристе незнакомо. Кем была эта женщина, и почему она так хотела встретиться с ней?

Заинтригованная, Триста направилась к задней лестнице, бросив через плечо:

– Я пойду наверх и приведу себя в порядок. Пожалуйста, сходи к ней и скажи, что я скоро приду.

Снобом леди Хейуорт не была, однако она имела свои представления о доме, и тот дом, куда она попала, этим представлениям не соответствовал. Здесь было достаточно чисто, но бедная мебель и выцветшие занавески выглядели убого. Архитектура была чересчур простой – от модной ныне неоклассики здесь не было ничего. Пуританская простота обстановки для леди Мэй была тем же, что и полное отсутствие вкуса. А комната, где она находилась, была как раз пуританской. Круглоголовые[1] чуть не погубили Англию, и слава Богу, что от них удалось избавиться, со всеми их смехотворными претензиями на святость.

Именно соборы и вздымающиеся ввысь колонны длинных галерей заставляют задуматься о Боге. От роскошных куполов Ватикана, Флоренции, Парижа и Венеции замирает сердце. Определенно лучшее, что человек может сделать, – это создать какое-нибудь творение во славу Божию.

Она так глубоко погрузилась в раздумья, что испугалась, когда неожиданно в комнате появилась женщина.

– Боже! – произнесла Мэй, прикладывая руку к груди, как раз туда, где на платье было несколько розовых перьев. Она всегда гордилась как цветом, так и пышным убранством своих платьев, тщательно продуманным, чтобы красиво выглядеть по отдельности и в общем ансамбле наряда. – Как вы меня испугали!

– Миледи, – промолвила женщина, делая глубокий реверанс.

Мэй почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Подобное было у нее, когда она нашла Мишель Стэндиш, но тогда Мишель показалась ей копией Були, и, глядя на нее, она будто возвращалась в далекое прошлое.

Впрочем, что вспоминать. Перед ней стоял другой потерянный ребенок ее дорогого братца – и тоже красавица.

– Вас зовут Триста Нэш?

У женщины были очень красивые глаза. Хотя и не похожие на глаза Були даже формой. Но зато явно его были светлые волосы, все эти завитушки на голове.

– Да. – Она вернула карточку, что Мэй передала служанке. – Я с вами знакома?

– Нет, моя дорогая, но я очень бы хотела, чтобы мы стали друзьями. Знаешь ли, я твоя тетка. Я – сестра графа Вулрича, твоего отца.

Триста побледнела. Мэй бросилась к ней:

– Возможно, вам следует сесть. Я знаю, это может потрясти.

С ее помощью Триста опустилась на стул. Мэй похлопала ее по плечу:

– Твоя мать говорила о нас, о Вули и обо мне?

– Да, но я... я не ожидала вас увидеть. Я думала, что ваша семья ничего не хочет слышать ни о моей маме, ни обо мне.

– О, бедная девочка! Ты должна простить своего папу. Он был очень безответственным. Он не был плохим человеком, просто о многом не задумывался.

Она изучающе смотрела на собеседницу.

– Твой отец любил женщин, был не прочь повеселиться, – объяснила Мэй. – Но у него не было дурных намерений, и ты должна это понять. Он никогда не говорил о твоем существовании. Он ни на кого не держал зла. Он просто считал, что то, что было между ним и твоей матерью... ну, его частное дело.

– Вы ничего не знали? Но тогда...

– Тогда как я тебя нашла? Это очень просто. Мой дорогой братец скончался год назад, и мне перешел в наследство его дневник. Возможно, он не предназначался для моих глаз, но я так горевала после его смерти! Я мельком просмотрела дневник и нашла там подробное описание его приключений, а также их последствия.