Розалинда Лейкер - Луиза Вернье Страница 13

— Ты сегодня очень элегантна, — восхищенно заметил Чарльз, когда она надела сшитое ею самой платье. Много вечеров он наблюдал, как она над ним работала.

Ошеломленная комплиментом, Луиза расправила складки на коленях и подальше задвинула под стул ноги в обшарпанных башмаках. На рынке найти удобную поношенную обувь еще в достаточно хорошем состоянии было не так-то просто. Луиза смутилась.

— Вам правда нравится? Я перешила два старых платья в одно, это же видно.

— Зато ты сделала такую красивую шаль. — Заметив ее недоумение, он понял, что употребил не то слово, но верное не мог вспомнить. Отчаянно роясь в памяти, он нагнулся к ней и прикоснулся к ткани возле горловины. — Вот это украшение.

Она тяжело сглотнула. Кончиками пальцев он нечаянно коснулся ее кожи, и ей показалось, как будто ее огнем обожгло.

— Воротник, — пояснила она.

Он в отчаянии хлопнул себя по лбу.

— Да-да, ну конечно. Я должен был вспомнить. Ведь по-английски это звучит почти так же. Ну почему я такой идиот?

— Вы не идиот. По-моему, вы очень даже умный. Вы совсем недавно приехали во Францию, а говорите уже так, что я все понимаю.

Он горестно фыркнул.

— Не все так терпеливы, как ты. С тобой у меня почему-то гораздо лучше получается разговаривать, чем с другими.

— Правда? — Луиза затаила дыхание и, не в состоянии смотреть на него, опустила ресницы и стала сосредоточенно рассматривать свои переплетенные на коленях дрожащие пальцы. Она чувствовала его взгляд и боялась, что он догадается о любви, которую излучало все ее существо.

Он задумался. Чарльз знал, понимал и уважал это мимолетное девическое обожание, и своим внутренним оком художника, которое было открыто всегда и позволяло ему отстраниться и посмотреть на женщину как на произведение искусства, он увидел перед собой не эту застенчивую девочку, а прекрасную женщину. Эти хрупкие черты, заостренные скулы, подбородок с ямочкой, топазовые озера глаз в обрамлении черных ресниц и полные розовые губы когда-нибудь расцветут редкой красотой, обладающей даром пленять. Даже сейчас, дрожащая и ранимая, она уже таила в себе ту бездонную тайну, без которой красота сама по себе — просто безликая маска. Подобному созданию, подумал Уорт, идеально подошла бы одежда любой эпохи. Даже это простое платьице, о котором она отозвалась с пренебрежением, достаточно лишь чуть-чуть переделать, чтобы подчеркнуть изящество ее рук и кистей.

— По-моему, я знаю, что нужно сделать с твоим платьем, — начал он, чувствуя, как начинает воодушевляться. — Постой-ка. — Он вскочил, прошел к себе в комнату и тут же вернулся с карандашом и альбомом. Несколькими быстрыми штрихами набросал контуры ее платья и пририсовал к рукавам свободные ниспадающие манжеты такой же пирамидальной формы, как силуэт ее платья. — Вуаля! Что ты об этом думаешь?

Напряжение отпустило ее моментально, она оценила это простое изменение:

— Здорово! Все дело в манжетах.

Он улыбнулся, протягивая ей рисунок:

— Это не совсем я придумал. Такие манжеты я видел на портрете одной графини в Лувре.

Она улыбнулась ему в ответ, бессознательно прижимая рисунок к груди.

— Значит, я окажусь в высшем обществе.

Луиза попросила Чарльза рассказать о своих планах. Он объяснил, что идей у него множество, но способностей воплощать их недостаточно, он умеет только набрасывать четкие эффектные линии, схватывая сущность предмета. Если бы его обучали живописи! Иногда ему кажется, что он мог бы стать скульптором, когда-то давно обнаружил, что умеет складывать и драпировать ткани по своему желанию так, как придают форму глине или режут мрамор. Его палитрой и резцом стали цвета и текстура тканей. Позже, когда Луиза снова рассматривала эскиз, ее обрадовало, что он набросал и ее лицо: несколько точек и штрихов, безусловно, запечатлели ее облик, значит, он внимательно ее разглядывал. Утешение невеликое, но безответная любовь с жадностью довольствуется любой мелочью.

Когда эскиз увидела Катрин, она выразила свое недовольство по поводу рукавов. Она принципиально не одобряла все, что говорил и делал Уорт. Луиза воображала, что о ее тайной любви никто не догадывается, но Катрин все отлично видела. И ревновала. И свою ревность она не могла сдерживать, как не могла скрывать свою враждебность к молодому англичанину. Катрин была женщиной, созданной для любви, и то, что ее лишили любви, в то время как на личике Луизы отражались романтические грезы, злило и раздражало ее. Нервы у Катрин были постоянно на пределе, и она набрасывалась на Луизу по малейшему поводу. Потом ее терзала совесть за собственную мелочность, и она проливала слезы раскаяния.

— Прости меня, — умоляла она. — Просто не знаю, что со мной такое.

Но обе знали — причина в том, что Анри Берришон разбил ее сердце. Луиза из чувства сострадания неизменно прощала нанесенные ей обиды, и до очередного раза все шло хорошо.

Луиза сшила из остатков материала придуманные Чарльзом рукава. Она была в восторге: рукава придали платью совершенно другой вид. Луиза обрадовалась, когда Уорт заметил, как мастерски воплотила она его идею. С каждым днем он становился ей все дороже.

Довольно скоро у Уорта не осталось денег. Он задолжал за аренду и каждый день ждал, что мадемуазель Аллар велит ему убираться. В отчаянии он снова, как и раньше, пытался найти какую-нибудь другую работу, чтобы хоть как-то продержаться: он бы с радостью грузил ящики и чистил канавы, но желающих получить работу с каждым днем становилось все больше, а высокий молодой иностранец с нежными руками не устраивал работодателей.

Но вдруг случилось чудо: фортуна улыбнулась Уорту. Когда ему вместе с остальными не повезло пристроиться на реставрацию памятника (нужное на день количество рабочих уже набрали), Чарльз случайно заметил магазин под названием «Ля вилль де Лион», в витрине которого были выставлены товары высокого качества. Поправив шляпу и стряхнув с пальто пыль, покрывшую его на месте восстановительных работ, он с уверенным видом зашел в магазин. На французском языке, которым уже в достаточной степени овладел, поинтересовался, нет ли здесь вакансии продавца.

— Может, и есть. — Сам хозяин вышел из-за прилавка и смерил его взглядом. Складный парень, симпатичный, английский акцент, правда, режет ухо, но это неважно, если он окажется хорошим продавцом. — А почему вы обратились именно к нам?

— Я просто увидел ваш магазин и понял, что хотел бы здесь работать, — с обезоруживающей прямотой ответил Уорт.

— Хм. У вас есть какие-нибудь документы? Рекомендательные письма?

Уорт вытащил из внутреннего кармана бумаги, без которых никуда не выходил, и протянул их хозяину. Тот просмотрел. Он много раз закупал в Лондоне шерсть и был хорошо знаком с Риджент-стрит, Сент-Джеймсом и другими крупными торговыми районами. «Свои и Эдгар». «Льюис и Элленби». Довольно известные имена и очень уважаемые.