Джудит Тарр - Огненный столб Страница 13

— Они совсем не злые, — удивилась Нофрет.

— Кто, собаки? — Иоханан блеснул улыбкой, — скоро им не на кого будет злиться. Этого окаянного козла принесут в жертву. Я буду носить его шкуру.

— Почему же вы до сих пор не сделали этого?

Иоханан пожал плечами.

— Да вот не сделали, и все.

Нофрет хотела было уточнить, но ответ был ясен и так. Семью не приносят в жертву, даже на алтарь Бога.

Они уже подходили к его дому, и Нофрет стала отставать. Удерживая козла одной рукой, Иоханан ухватил ее за пояс и потянул за собой. Девушка пыталась упираться, протестовать, но он не обращал на это внимания.

— У тебя кровь, — сказал он.

— Просто царапины, — отмахнулась Нофрет. — Мне надо…

— Нет, — возразил Иоханан.

Только вдвоем они сумели затащить козла в ворота и надежно привязать. Нофрет заметила, что веревка вся в узлах.

— Надо было взять цепь, — заметила она.

— Наверное, — согласился Иоханан.

Козел был снова привязан, перед ним положили охапку сена, и его козы с любопытством смотрели на него кроткими глазами. Иоханан взял Нофрет за руку и, невзирая на протесты, потащил в дом.

По сравнению с дворцом дом был крошечный, но для этого селения большой. Впереди находился загон для коз и кладовые, сзади, за стеной тяжелых занавесей, располагались люди.

Дом был устроен, как шатер в пустыне: толстые подстилки на полу, пушистые ковры на стенах, свернутые ковры, чтобы сидеть на них и прислоняться к ним, низкие столики. В сундуке у стены, наверное, хранились ценности; он был сделан из дерева, редкого и дорогого в пустыне, украшен резьбой в виде газелей и ибисов и окован бронзой. На крышке стояли бронзовый кувшин, чаши и большая миска.

Сначала Нофрет подумала, что комната пуста. Было сумрачно, лампы не горели, и только слабый свет искоса падал через узкое окошко. У окна, где, как показалось Нофрет, лежала большая груда ковров, поднялась голова под покрывалом. Это была старая женщина — Нофрет видела ее прежде — старая, но крепкая, с темными, ясными, как у девушки, глазами.

Иоханан преклонил перед ней колено, будто она была царицей.

— Бабушка, мы привели козла.

Старуха кивнула.

— А еще кого ты привел? — сказала она ласковым мягким голосом, чисто, без всякого акцента. — Она твоя? Ты оставишь ее себе?

Иоханан засмеялся и покачал головой.

— Она называет себя Нофрет, но настоящее имя у нее другое. Она принадлежит одной из царевен.

— Царице?

— Нет, бабушка, царевне. Той, у которой такое бесконечное имя.

— Анхесенпаатон, — вмешалась Нофрет, которой надоело слушать, как о ней говорят, словно ее здесь нет. — Третья царевна — которая все еще…

— Она тоже будет, — сказала старая женщина. — Царь проклял их, разве ты не знаешь? Он сделал то, чего не делает ни один здравомыслящий человек, даже в Египте. Его ждет расплата.

Нофрет пошатнулась и чуть не упала. Иоханан поддержал ее.

— Бабушка, — сказал он с легкой укоризной. — Она получила почетные раны, когда ловила козла. Ее нужно полечить.

— И искупать, — добавила старуха. — Вода горячая, ванна наполнена. Позаботься, чтобы она помылась первой.

— Конечно, бабушка.

Нофрет обнаружила, что в доме есть прислуга — во всяком случае, молчаливая и обходительная женщина держалась, как служанка. Должно быть, это она принесла воду из большой ванны, стоявшей в заднем помещении, нагрела над кухонным очагом и налила. Для этого не требовались услуги предсказателя: всем было ясно — Иоханан вернется в таком виде, что мытье будет необходимо.

По приказу старой хозяйки, Нофрет мылась первая, чего раньше ей никогда не удавалось — для нее не оставалось чистой воды. Это было замечательно, хотя все раны и царапины страшно щипало — их оказалось гораздо больше, чем она думала, и они были гораздо болезненнее. В нескольких местах даже текла кровь.

У служанки были легкие руки и бальзам, успокоивший боль. Она перевязала самые большие ранки мягким полотном, потом принесла платье и настояла, чтобы Нофрет надела его.

Нофрет могла бы и не подчиниться, но что-то в лице старой женщины заставило ее захотеть одеться. Платье из простого белого полотна с вышивкой у ворота было и оружием, и щитом.

Эти люди оказались не так бедны, как она думала. У них была бронзовая посуда, одежда из хорошего полотна и тонкой шерсти. Пиво в кувшине было не хуже, чем во дворце, а хлеб — свежим и хорошо пропеченным.

Нофрет угостили хлебом и пивом, и из вежливости пришлось принять угощение. Это было нетрудно — хотелось и есть, и пить. Принесли еще сыр из козьего молока и соты с медом.

Бабушка не принимала участия в трапезе, но Иоханан съел все, что оставила Нофрет, и не возражал бы поесть еще. Он был одним из тех тощих юнцов, которые едят до тех пор, когда многие бы уже просто лопнули, и все еще остаются голодными.

Когда Иоханан исследовал дно кувшина в надежде, что там еще каким-то чудом осталось несколько капель, в комнату, отодвинув занавес, вошел мужчина. Он был высок, крепкого сложения, с большой бородой, одет, как и Иоханан, в полосатую одежду, но заполнял ее собой гораздо плотнее, чем его сын. В нем были мощь и грация воина, хотя он был всего лишь камнетесом и мастером-кирпичником.

Мужчина разглядывал Нофрет без особой приветливости, но и не враждебно. Она подумала, не следует ли встать и поклониться ему. Но она не поклонилась и бабушке, что полагалось бы ей по возрасту, поэтому решила не кланяться и мужчине — отцу Иоханана или его дяде, кем бы он ни был.

И она продолжала сидеть возле низкого столика, прислонившись к свернутому ковру, устроившись уютно, как кошка, и такая же безмятежная.

— Отец, — сказал Иоханан, подтвердив правильность ее первого предположения, — это Нофрет. Нофрет, это мой отец. Его зовут Агарон.

Нофрет не придумала ничего лучше, чем наклонить голову в знак приветствия, и ее тут же охватил стыд. Она вела себя как царица, не имея на это права.

Но Агарон не смутился. Он улыбнулся, поклонился по обычаю жителей пустыни и произнес:

— Добро пожаловать, моя госпожа.

— Я не госпожа, — резко сказала Нофрет. — Я служанка царевны.

Ну вот. Она нагрубила. И ничего не может с собой поделать.

— Это просто любезность, — сказал Агарон, словно ничего не заметив, — и не более того. Ты простишь ее?

Нофрет вспыхнула еще сильнее. У него был красивый голос, низкий и выразительный, и его манера выражаться сделала бы честь любому придворному.

Удивительное и умиротворяющее место! Нофрет знала, что эти люди сродни царю: их племя пришло в Египет с бабушкой царя по материнской линии. Но неожиданно оказалось, что они говорят по-египетски так же хорошо, как знатные вельможи, что в селении строителей можно встретить манеры не хуже придворных. В этом проявлялась их гордость — и в изгнании быть царственными, даже в положении немногим лучше рабского.