Пенелопа Уильямсон - Под голубой луной Страница 13

– Нет-нет! – запротестовала Джессалин, чувствуя, как ее щеки заливает жгучий румянец. – Это ошибка. Точнее, недоразумение. Кто-то неправильно истолковал то, что я сказала. Даже не то, что я сказала, а то, чего не сказала…

Преподобный Траутбек пустился в рассуждения о конкурсе улыбок, о том, что он стал традицией на летних ярмарках, о том, что он помогает собрать деньги на ремонт церковной крыши и тому подобное. Члены паствы заключают пари, чья улыбка будет шире и продержится дольше.

После всего этого Джессалин боялась поднять глаза на стоявшего рядом Трелони, но чувствовала, что его взгляд прикован к ее рту. Она с трудом подавила желание облизнуть губы.

– 7 Вы уверены, что не ошибаетесь, мисс Летти? – сказал он наконец, растягивая слова. – По-моему, каш добрый пастор уверен, что вы согласились участвовать в конкурсе. Он даже оставил для вас свободное место. – Его рука небрежно указала в сторону болтавшихся хомутов.

Толстая и красная физиономия пастора расплылась в улыбке.

– В прошлом году мисс Летти стала чемпионом.

– Ну тогда ей, конечно, следует отстоять свое звание. – Трелони насмешливо поклонился. – Не смею вас задерживать.

Теперь уже отступать было некуда. Ей придется пройти через это, чтобы хоть как-то сохранить лицо. Гордо подняв голову, Джессалин направилась к виселице. Поднимаясь по ступенькам, она ощущала себя Марией Антуанеттой, следующей на эшафот. А просунув голову в хомут, бедняжка с трудом сдержала трусливое желание удавиться, коль скоро виселица под рукой. Да, у нее и правда большой рот. Но какой же надо быть идиоткой, чтобы согласиться делать из себя такое посмешище! Никогда в жизни ей не хотелось улыбаться меньше, чем сейчас.

Под скрипучие звуки шарманки по кругу все быстрее и быстрее двигались деревянные лошадки с высоко поднятыми ногами, с развевающимися хвостами и гривами. Джессалин никогда не видела такого чуда и громко рассмеялась.

Раскрашенные в яркие цвета фигурки лошадей крепились к деревянной платформе на высоких шестах. А сама платформа крепилась к колесу, которое крутила пара осликов. Зазывала в клетчатом пиджаке приглашал всех проходящих мимо покататься на карусели.

– Кажется, мы снова встретились, мисс Летти. Он, слегка прихрамывая, приближался к ней в быстро сгущающихся сумерках. Опять этот Трелони! И что это он все время ее выискивает? Лучше бы оставил в покое.

– Что вам от меня нужно?

Казалось, что он вот-вот улыбнется.

– А как вы думаете? – Вопрос повис в воздухе, в нем чувствовалась какая-то скрытая угроза. А может быть, обещание. – Честно говоря, хотел посетовать, что лишился из-за вас гинеи.

– Не представляю, о чем вы говорите.

– Наш добрый пастор так расхваливал ваши таланты по части улыбок, что я поставил на вас целую гинею. Он убедил меня, что я просто не могу проиграть.

– Наперед наука, сэр. Никогда не следует ставить наверняка.

Он рассмеялся, и на этот глубокий, гортанный звук отозвалось все ее существо. Он сделал еще шаг к ней. Близость обожгла Джессалин, как пламя свечи, и ей пришлось отвернуться, чтобы он не смог прочитать, что написано на ее лице. Ну почему он так на нее действует! Ведь он же ей совсем не нравился. Иногда даже просто пугал. И все же стоило ей увидеть Трелони, как все ее тело напрягалось, как если бы сквозь нее пропустили электрический разряд. Джессалин как-то читала, что от этого даже мертвые лягушки начинают прыгать по комнате. Она улыбнулась своей глупой мысли.

– Людям, которые начинают улыбаться без видимой причины, доверять нельзя.

Джессалин подняла взгляд. Трелони внимательно изучал ее из-под полуопущенных век.

– О, причина всегда найдется, – сказала она. – А злитесь вы из-за того, что не знаете, какая причина, и подозреваете, что смеются над вами.

– Тем больше причин не доверять таким людям. Джессалин как завороженная наблюдала за складками в углах его рта – когда он говорил, они становились резче. В его голосе звучала горькая убежденность – видимо, по части того, можно или нельзя доверять людям, у него был не самый приятный опыт.

Наступила тягостная тишина. Джессалин понимала, что нужно заговорить, иначе он подумает, что она совсем дурочка. Вот сейчас он извинится, отпустит насмешливый поклон и уйдет. Еще мгновение назад ей хотелось, чтобы он оставил ее в покое. А теперь почему-то совсем наоборот. Она судорожно подыскивала тему для разговора, но в голове было пусто, словно в кружке для пожертвований преподобного Траутбека.

Шарманка выдала очередное скрипучее крещендо, лошадки закружились еще быстрее и теперь казались совсем размытыми и напоминали пятна пролитой краски. В темноте мерцали китайские фонарики, и в их свете все вокруг казалось живым.

Джессалин невольно вздохнула:

– Как здорово!..

– Давайте проверим?

Прежде чем Джессалин успела сообразить, что он имеет в виду, Трелони уже ухватил ее за руку и потащил за собой.

– Но это же для детей! – пыталась протестовать она, но он ее не слышал. Запустив пальцы в жилетный карман, он выудил пару монет и протянул их изумленному зазывале в клетчатом пиджаке.

Он подсадил Джессалин и сам прыгнул следом на вертящуюся платформу. Видимо, при этом вес– пришелся на больную ногу, и лицо его исказила болезненная гримаса. Джессалин протянула руку, чтобы помочь ему сохранить равновесие, но Трелони, схватив ее за талию, усадил на ярко-синюю лошадку. Она засмеялась, ухватилась за шест, и мир вокруг завертелся вихрем.

Их взгляды встретились, он улыбнулся. Это была первая настоящая, искренняя улыбка, которую она увидела на его лице. От нее тотчас смягчились суровые черты, а горькие складки в уголках рта превратились в мальчишеские ямочки. Джессалин чувствовала тепло его рук на своей талии, А карусель все кружилась и кружилась, и китайские фонарики превратились в кружащиеся цветные звезды. И хотелось, чтобы эта круговерть не останавливалась никогда.

Но карусель уже понемногу замедляла ход. Музыка тоже постепенно сошла на нет, а с ней и его улыбка. И вот Трелони уже стоит на платформе, помогая Джессалин сойти. Все кончилось так быстро! Она едва отдышалась, словно это она, а не деревянные лошадки, летала по кругу.

Сумерки окончательно сгустились, фонари отбрасывали резкие тени на ярмарочную площадь и на его лицо.

Налетевший порыв ветра подхватил локон Джессалин и прилепил его ко рту. Грубый шов кожаной перчатки коснулся ее губ. Прежде чем отвести непокорную прядь, Трелони задержал ее пальцами, будто хотел проверить, какая она на ощупь. А когда его рука легко коснулась ее уха, в животе Джессалин возникла странная пустота, почти боль. Ей чего-то отчаянно хотелось, но вот чего именно, она не могла даже представить себе.