Жюльетта Бенцони - Гордая американка Страница 13

– Грядут трудные дни, юная леди. Если вы не успеет покинуть страну, вам потребуется благоволение богов.

– В посольстве Соединенных Штатов мы достаточно защищены. У нас прекрасные солдаты.

– Возможно, но их недостаточно.

– А также солдаты других стран…

– Сколько же их всего наберется? Несколько сотен? В то же время вокруг вас кишат миллионы китайцев, а на севере все больше набухает багровая туча – «боксеры». Скоро здесь разразится гроза, и если выходцам с Запада не хватит ума вовремя унести ноги…

– То, что вам кажется мудростью, у нас зовется трусостью, – презрительно отрезала девушка.

– Но кто, в ком осталась крупица разума, может надеяться выстоять при наводнении? Именно поэтому мне хотелось бы сделать все, что в моих силах, чтобы вас защитить. В этом мне поможет вот этот талисман…

Вместо ответа Александра перевела взгляд с хрупкой переливающейся вещицы на утомленное лицо незнакомца. Маски, которыми кажутся европейцам лица азиатов, трудно разгадать, однако Александре показалось, что он говорит от чистого сердца.

– Почему именно меня?

– Потому что вы слишком молоды и слишком хороши собой, чтобы испустить дух под ножом зловонного простолюдина. Если у солнца есть дочь, то это вы, и земля, пропитавшаяся вашей кровью, будет проклята навеки. Соглашайтесь!

– Воспитанная девушка не может принимать подарков от незнакомца, тем более от недруга, каковым вы себя выставляете. Я знаю, кто вы такой, принц, и если вам действительно хочется мне помочь, то вы гораздо лучше в этом преуспеете, оградив от нападения наши дома.

– Неужели вы полагаете, что я не предпринимаю попыток в этом направлении и не буду продолжать их предпринимать? Но я терплю поражение. Зажигательные речи принца Цюаня звучат сладкой музыкой в ушах нашей божественной правительницы. Я лишился большей части моего былого влияния, но если гордость не позволяет вам принять подарок, то, может быть, вы возьмете у меня эту вещь взаймы?

– Как вас понимать?

– Очень просто. Держите его у себя, пока не минует опасность, если только это возможно. Если же война так и не разразится, то вы сами явитесь ко мне и вернете его.

– Я? К вам? Невозможно!

– Только не для вас, юная леди! Вы принадлежите к тем женщинам, для которых нет ничего невозможного. Если же меня к тому времени уже не будет в живых – что ж, вы оставите медальон у себя как память о человеке, который был вами ослеплен и который хотел вас любить.

Желтый свет лампы отражался в непроницаемых черных глазах, уставившихся на Александру с такой жадностью, что она невольно содрогнулась. Принц решительно вложил медальон в ладонь Александры. Его важный голос сделался тих, превратился в нежный шепот:

– Тсс! Я удаляюсь. Если вам вздумается со мной увидеться, обратитесь к Юан Шаню. Он – мой преданный слуга.

Темно-синяя фигура растаяла в тени, и Александра осталась одна. Яшмовый талисман лежал у нее на ладони. Немного поколебавшись, она сунула его в белую шелковую сумочку, которая висела на ленте у нее на запястье. В следующее мгновение перед ней предстал старик-лавочник в одежде со свисающими до полу рукавами.

– Вы удовлетворены увиденным?

– Я увидела больше, чем смела надеяться…

Она купила двух хрустальных рыбок на подставках из черного дерева и поспешила прочь из лавки, навстречу дневному свету и Сильвии, которая появилась одновременно с ней из шелковой лавки, сопровождаемая кули, нагруженным увесистыми свертками.

– Ноги моей больше здесь не будет! – вскричала молодая американка. – Стоит мне переступить этот порог, как я теряю голову и спускаю все деньги.

Александра встретилась взглядом с Юан Шанем, оставшимся на пороге лавки.

– Вы правы, – молвил он. – Здесь полно неотразимых диковин.

Александре не было более суждено увидеться с принцем. Однако единственная короткая встреча оставила в ее памяти неизгладимое впечатление, ибо ее еще ни разу прежде не опаляло огнем подлинной страсти.

Зима затянулась, не давая вступить в свои права весне. Пекин задыхался от песчаных бурь, прилетающих из пустыни Гоби. Мельчайший песок проникал повсюду. По сравнению с этой напастью лондонский туман казался детской шалостью. Вместе с песчаными бурями появились и «боксеры», оцепеневшие от холода, но свирепевшие тем больше, чем меньше становилось расстояние, отделявшее их от столицы. Их банды набрасывались на христианские миссии и отдельные деревни, сея разрушение, огонь, пытки и смерть. Западные дипломаты смекнули, что следующей их мишенью станут концессии в Тяньцзине и посольский квартал, где уже забыли о беспечных танцах.

В ответ на возмущенные дипломатические ноты императорский дворец дал иностранцам сутки на то, чтобы убраться из Пекина. На следующий день был убит германский посол барон фон Кеттелер.

Теперь о спорах не могло быть и речи: предстояло драться и надеяться на подход подкреплений. Нельзя было и помыслить о том, чтобы оставить на произвол судьбы тысячи китайцев-христиан, которые толпами стекались к посольствам, моля о защите.

Квартал превратился в ощетинившегося ежа. Повсюду возводились баррикады и казематы. Французское посольство было наполовину уничтожено пожаром, и персоналу было приказано присоединиться к бельгийцам, нашедшим убежище у англичан. Было решено, что все женщины и дети, а также провизия и боеприпасы будут собраны во внушительном комплексе зданий английского посольства, где сэр Клод и леди Макдональд выбивались из сил, чтобы всех разместить. Вскоре началась осада; над красными стенами и изящными дворцами тучами кружили вороны, чувствуя скорую поживу. Четыреста человек собирались защищать две тысячи беженцев; по другую сторону «Запретного города» находилась большая католическая миссия, полностью отрезанная от посольств, где епископ Фавье собрал в соборе три тысячи китайцев-христиан, полагаясь на четыре десятка заступников-моряков: тридцать французов под командованием флотского лейтенанта Поля Анри и десять итальянцев, подчиняющихся гардемарину Оливьери.

Худший момент наступил тогда, когда стало известно, что выступившая было на подмогу из Тяньцзиня колонна под командованием адмирала Сеймура вынуждена была повернуть назад. Теперь посольства могли рассчитывать только на самих себя.

Тем временем Пекин оказался во власти влажного зноя, который не сменялся прохладой даже после захода солнца, так что ночи были невыносимы. О сне приходилось забыть: враг атаковал в самые неожиданные моменты. Осажденных, надеявшихся все же выстоять, кидало от надежды к отчаянию, в зависимости от суеверных всплесков и вещих сновидений вдовствующей императрицы. Иногда грубые, дурно пахнущие «боксеры» повергали ее утонченную натуру в ужас, но чаще она усматривала в этих обезумевших ордах, считавших себя неуязвимыми, посланцев небес, которым под силу вернуть Китаю утраченное величие: в такие моменты она призывала своих верных подданных «пожрать плоть европейцев и сделать подстилки из их шкур».В посольском квартале не знали, что происходит в Тяньцзине и на побережье. Сведения ограничивались тем, что лорд Сеймур, граф Шайлар и японский полковник Шиба запросили войска, однако никто не мог сказать, подоспеют ли они вовремя.