Альма-Мари Валери - Единорог и три короны Страница 14

Хотя ее заточили в крепость временно и в целях безопасности, она вдруг испугалась, почувствовав себя в ловушке, — никогда еще она не испытывала такого бессилия! Ведь она всю свою жизнь провела на вольном воздухе, а потому невыносимо страдала в четырех стенах, лишенная свободы передвигаться и без надежды в скором времени вырваться отсюда.

Забравшись на табурет, она выглянула в окно и определила, что находится на втором этаже башни. Внизу расстилался пустынный двор, обнесенный высокими стенами. У нее защемило сердце при мысли, что за ними шумит большой город, в который она так стремилась. До нее доносились какие-то неясные звуки, отдаленный ропот, говоривший о том, что жизнь продолжается, — разумеется, хватало в ней и трудностей, и забот, но зато это была воля…

Запах сыра, принесенного накануне стражником, напомнил ей, что она уже давно ничего не ела. Тибор всегда утверждал, что на пустой желудок в голову лезут только дурные мысли. И действительно, едва подкрепившись, она почувствовала себя значительно лучше.

Она умылась и вытерлась куском простыни, который с трудом сумела оторвать — и сразу же подумала, что столь прочная ткань может пригодиться в случае бегства. Она изучила свою камеру, засунула булавки и ножички в отверстия между плитами, чтобы обезопасить себя — вдруг стражникам взбредет в голову обыскать ее?

Покончив с этими делами, она уселась на кровать. Теперь ей оставалось лишь ждать: надо воспользоваться этой вынужденной передышкой и восстановить силы, тогда она будет готова встретиться с врагами вновь, но уже (как она горячо надеялась) в последний раз. Она с радостью обнаружила, что горло болит гораздо меньше, чем накануне.

Утро, казалось, никогда не кончится. Пробило двенадцать, и опять потянулись бесконечные минуты. Одиночество нарушалось только стражником, приносившим еду, и Камилла вдруг осознала, что ей хотелось бы делить камеру с другим узником, пусть даже самым омерзительным бандитом или мошенником.

Она поупражнялась, совершая выпады воображаемой шпаной, ибо не желала терять гибкость и ловкость искусной фехтовальщицы, потом вновь улеглась на постель. Бездействие начинало томить ее. Она села, обхватила колени руками и стала качаться взад-вперед, распевая песни родной Савойи — какое еще развлечение могла бы она найти?

Скрежет ключа в замочной скважине заставил ее умолкнуть. Она тоскливо уставилась на дверь и внезапно замерла — настолько ошеломил ее вид нежданного посетителя.

В камеру вошел, шелестя дорогими кружевами, нарядный кавалер — таких ей не приходилось видеть никогда в жизни. Его парадный камзол из расшитого золотом зеленого шелка на фоне убогой обстановки казался просто ослепительным.

Это был молодой, лет двадцати пяти или тридцати, мужчина поразительно красивой наружности. Он был высокого роста, держался очень прямо, и от всего его облика веяло победоносным высокомерием. У него были тонкие, но при этом мужественные черты, на слегка удлиненном овальном лице сверкали черные глаза, излучавшие несокрушимую волю. Он не припудривал свои смоляные волосы, а просто подвязывал их сзади бархатным бантом. Наконец, на правой щеке у него появлялась ямочка при каждом движении губ, что делало этого красавца просто неотразимым.

Камилла, осознав, что смотрит на гостя с разинутым ртом, немедленно уставилась в пол — за этим красавцем, несомненно, увивалось множество женщин, поэтому не стоило показывать ему свое восхищение. Его надменность и без того бросалась в глаза, ясно, что к победам он привык.

В свою очередь он с большим удивлением разглядывал ее; потом обвел глазами камеру, словно бы кого-то искал и наконец с некоторым раздражением осведомился:

— Где же заключенный по имени Камилл?

У него был красивый бархатный голос, хотя слова прозвучали отрывисто и резко.

— Это я, — ответила девушка.

— Но… ведь это же мужское имя, — сказал он недоверчиво.

— Представьте себе, и женское тоже, — бросила она, решившись все же поднять голову и взглянуть ему в глаза.

— Король говорил мне о важной особе… О некоем Камилле, за которым следует бдительно присматривать. Никак не думал, что найду здесь… Гм…

— Женщину? Вы это хотели сказать?

Молодой офицер пренебрежительно оглядел узницу. Красивая девица, пожалуй, даже слишком, но одета в крестьянское платье. Хотя она глядела на него с вызовом, он решил, что такое хрупкое существо не может быть опасным, к тому же у нее такие невинные светло-голубые глаза.

— Вы не похожи на государственную преступницу, — произнес он, как бы разговаривая с самим собой.

— Вы тоже не похожи на коменданта крепости!

Он вскинул голову еще выше, ибо ироническая реплика девушки ожгла его как удар хлыстом.

— Я вовсе не комендант крепости. Знайте, меня зовут шевалье Филипп д’Амбремон, и я принадлежу к свите его величества Виктора-Амедея. Король всегда поручает мне самые важные и самые трудные дела! Правда, на сей раз, — добавил он с сожалением, — государь явно преувеличивал, говоря об опасности моей миссии!

Камилла в изумлении вытаращила глаза — значит, это и есть тот самый офицер, которого так расхваливал король! Она представляла его ровесником Бассампьера и Ферриньи, а не молодым щеголем!

А тот вновь оглядел камеру, будто пытался понять, отчего предписано установить строжайшее наблюдение за этой безобидной девчонкой. Ведь она только что так беззаботно напевала, словно совесть у нее была совершенно чиста. Что же она натворила, чтобы заслужить подобную суровость?

— Почему вы оказались в тюрьме? — спросил он подозрительно.

— Раз вам не сказал об этом сам монарх, то и я ничего объяснять не буду, — сухо промолвила она и отвернулась, поскольку высокомерие этого офицера стало ее раздражать.

— Прекрасно, — сказал он, с трудом сдерживая гнев при этом неожиданном отпоре. — Меня ждут на королевском балу, и я не желаю терять время на всякие пустяки. — И повернувшись к тюремщику, стоявшему у двери произнес: — Пусть она останется здесь. Устроили ее неплохо, а убежать она вряд ли сможет.

Камилла взорвалась:

— Как? И это все? Разве король не просил вас… Не приказал вам бдительно охранять меня?

Не обратив никакого внимания на ее слова, д’Амбремон неторопливо двинулся к выходу. Когда дверь закрылась за ним, Камилла ощутила непреодолимое желание преподать ему хороший урок. Она не могла вынести такого пренебрежения к себе. Никогда еще ее так не унижали. Кроме того, она сочла, что этот офицер, который явно отнесся к поручению короля самым легкомысленным образом, ставит ее жизнь под угрозу. И этого щелкопера король назвал блестящим солдатом! Да он просто самовлюбленный петух! Его надо проучить, чтобы он научился уважать других людей.