Сидони-Габриель Колетт - Гнездышко Страница 14

– Той из вас, кто принесёт мне большой халат, я ноги буду целовать…

Охваченная внезапной застенчивостью, она дрожала от нервного озноба. Когда Коломба ушла за халатом, Алиса прочла в светлых и взволнованных глазах Эрмины робкое желание броситься ей на грудь, но не ответила на её порыв.

Узорчато простёганный шерстяной халатик опустился на дрожащие плечики, и его розовый отблеск отразился на щеках, где нанесённые утром румяна уже утратили свой нежный цвет под несколькими слоями пудры.

– Сидите, вы обе, – приказала Алиса. – У вас с утра столько всего произошло…

Она сама взялась устраивать маленький ужин, заказала по телефону вина, хлеба и льда из соседнего кафе. Хлопоты не докучали ей, она рада была не слушать новую версию «дела Уикэнд» и осторожные реплики Коломбы. Впрочем, сёстры и не собирались ей помогать. Ходя из кухни в комнату и обратно, она могла слышать обрывки их историй, излагаемые в деталях, как положено женщинам, «у которых столько всего произошло».

– С одной стороны, – говорила Коломба, – мой Балаби чувствовал бы себя в По более свободным, и я тоже, потому что работа обязательно заставит нас быть вместе… Наша дружба будет тем самым как бы узаконена, ты же меня понимаешь…

Эрмина в знак согласия энергично кивала, произнося с равномерными промежутками: «Угу… угу…» «А та и не замечает, что Эрмина думает о другом», – посмеивалась Алиса. Она откупоривала вино, измельчала лёд, переливала в графин портер, шипящий неукротимой коричневатой пеной…

– Я не утверждаю, – восклицала Эрмина, – что мой поступок был гениальным ходом, но…

Алиса протирала стаканы, пожимая плечами. «Как раз наоборот, она именно это и утверждает! Если всё хорошо обернётся, она даже заявит, что не заряжала револьвер…» Усилием воли она заставила себя прекратить это зубоскальство новоиспечённой неудачницы, захлопала в ладоши и по давно заведённому обычаю пропела:

К столу, друзья, к столу, друзья,Здесь ждут вас фрикадельки!Их есть холодными нельзя —Живей готовь тарелки!

Стремясь поскорее утолить голод, они поначалу хранили молчание. Обменивались короткими понимающими улыбками, благодарили Алису, лёгкими вскриками приветствовали шипение вина, прохладу плавающего в ледяной воде, среди айсбергов, масла. Дым сигарет, которые, едва погаснув в пальцах Коломбы, зажигались вновь во рту Эрмины или Алисы, мешал ощутить вкус и аромат блюд. Но с самых юных лет сёстры уже не замечали этого. Насытившись, они продолжали тянуть маленькими глотками вино, крошили пирожные, и у Коломбы, как и у Эрмины, выражение лица изменилось. Эйфория архангела сменилась озабоченностью, а Эрмина нервно сковыривала ярко-красный лак с ногтя большого пальца.

– Кофе не будет? – спросила она у Алисы.

– Ты не заказывала.

В знак извинения Эрмина протянула худенькую руку в плотном розовом рукаве.

– Но, птиченька моя, это же проще простого! Коломба, держу пари, что тебе хочется кофе? Да? Коломба, свисти!

Сев на край открытого окна, Коломба издала длинный свист, завершившийся тремя отдельными нотами. С улицы ответил такой же сигнал.

– «Ля Банк э де Спор» сейчас доставит нам три кофе, – сказала Эрмина. – Это удобно. Видишь, какой у нас теперь комфорт Мне страшно стыдно – я никогда не умела свистеть. У Вертюшу манекенщицы говорили: если женщина не умеет свистеть – она холодная!

Ею овладел непонятный приступ безумного смеха, но затем она умолкла, покуда не появился большой коричневый кофейник. Лениво, с безразличием старого официанта, Коломба стряхнула капли из трёх стаканов в ведёрко со льдом и наполнила их тёплым кофе. Эрмина, снова погрузившись в свои заботы, невпопад отвечала: «Нет, без сахара, спасибо… Да, два кусочка…» В чёрной стеклянной чаше громоздились пепел и окурки.

– Ты пьёшь слишком много кофе, Эрмина.

– Послушай, оставь её, – сказала Коломба. – Цигарочки и кофе – это хлеб девочек Эд. А ведь у них столько всего произошло!

– Не у меня, – сказала Алиса. – Во всяком случае, не сегодня.

Сёстры обратили к ней смущённые взоры. «Конечно, они забыли, что Мишель умер, – подумала она. – Не мне их в этом упрекать».

– Ребятки, сейчас у нас переломный момент истории… Эрмина, я бы очень хотела узнать, что ты будешь… что ты собираешься делать…

Эрмина потупилась, поджала губы.

– Пусть это тебя не особенно беспокоит, – сказала она сдержанно. – Когда ты покидала нашу команду, тебе вопросов не задавали.

– Это было другое дело, Мина. Я вышла за Мишеля замуж, и всё тут.

– Так вот: считай, что я выйду за Леона, и всё тут…

– Боже мой, малютка, что за недружелюбный тон…

Телефонный звонок прервал её и так сильно поразил Эрмину, что она не бросилась к трубке сразу же. Застыв на месте в своём распахнутом на груди халате, она неподвижным взором уставилась на дверь спальни. Затем вскочила, зацепившись своим просторным одеянием за угол стола и, чтобы не задерживаться, яростно сбросила его и почти голая ринулась к аппарату… Поглядев на Коломбу, Алиса покачала головой.

– Пещерная женщина, – сказала она. – Кто бы мог подумать?

Они умолкли и закурили, допивая кофе. Из комнаты Алисе слышны были обрывки речи, звучные короткие реплики и фразы, произносимые шёпотом. В какой-то момент пауза настолько затянулась, что Алиса забеспокоилась. Но затем монолог возобновился на более низких тонах – возобладало то ли спокойствие, то ли благоразумие.

– О чём они могут разговаривать? – спросила Алиса.

Коломба думала о своём и не ответила. Она подперла голову рукой, так что тёмные волосы наполовину прикрыли её щёку, и глядела в оконный сумрак нежным, покорным и ясным женским взглядом. «И эта тоже говорит со своим…» Впервые со времени приезда Алисе пришлось сдержать горловую судорогу, волну солёной слюны, предвестницы рыданий. Из комнаты Эрмины донёсся победный крик, похожий на последний крик рожениц, а мгновение спустя показалась и сама Эрмина. Она неуверенной рукой подобрала свой стёганый халат, прижала его к груди. Перелезая через спинку дивана, она задела босой, холодной как лёд ногой руку Алисы.

– Ну и крики, – проворчала, очнувшись, Коломба. – От такого даже молоко может прокиснуть.

– Что случилось, Эрмина?

Эрмина обратила к сёстрам бледное, оттенённое охряной и розовой косметикой лицо, в глазах её стояли тяжёлые блестящие слёзы:

– Он сказал… он сказал… – лепетала она, – что он разводится, что мы с ним поженимся, что мы с ним уедем… далеко…

Слёзы счастья хлынули у неё градом. К плечу Алисы прильнуло обнажённое плечико, струился водопад белокурых волос, она ощущала лихорадочный аромат, присущий женщинам в минуту высшего накала эмоций, тяжесть беззащитного тела Эрмины. Алиса выпрямилась, чтобы служить лучшей опорой слабеющей сестре и, баюкая её, дала ей выплакаться.