Виктория Холт - Знак судьбы Страница 14

— И подумают, что тебя украли цыгане, — вставила Роза со смехом.

— Ничего подобного они не подумают, — запротестовала я.

— Как знать? — ответила Роза.

— Мы с тобой еще встретимся, — пообещала Зингара.

— Я бы этого очень хотела, — призналась я.

Она взяла меня за руки и крепко их сжала.

— Я очень рада, что встретилась с тобой. — Зингара одарила меня своей ослепительной улыбкой, и Роза смотрела на меня с любовью и нежностью. Я почувствовала себя совершенно счастливой, и мне очень не хотелось расставаться с ними.

Потом я поблагодарила Розу за чай и сказала им, как мне было с ними хорошо.

Зингара внезапно обняла меня и прижала к себе. Она поцеловала меня — и Роза стояла неподвижно, с улыбкой глядя на нас.

— Ей пора, — сказала она наконец. — Ее ждут.

— Да, — согласилась Зингара и пошла со мной к двери фургона.

— Не ходи с ней. Ей лучше идти одной.

Зингара кивнула. Я спустилась по ступенькам и оглянулась. Обе цыганки стояли в дверях и смотрели на меня. Я помахала рукой, потом поспешно пересекла поляну и скрылась за деревьями.

Я ушла не очень далеко, когда вдруг услышала звуки голосов. Я замерла и прислушалась. Это было похоже на голос доктора. Но этого не может быть! Что он делает в лесу в это время?

Я тихо пошла вперед. Мне не хотелось, чтобы меня увидели, потому что тогда пришлось бы рассказать о своем визите к цыганам. Я боялась, что обитатели Коммонвуд-Хауса будут недовольны и запретят мне ходить туда. Мне нужно было подумать. Зингара произвела на меня глубокое впечатление, как раньше Роза Перрин. Но на этот раз все было по-другому. Я хотела подумать о нашей встрече в одиночестве. Мне не нужны были насмешливые замечания Эстеллы. Она сказала бы, что цыгане были любезны со мной только потому, что надеялись, что я попрошу погадать мне — или что-то в этом роде.

Я постаралась как можно лучше запомнить каждое мгновение этой встречи, с того момента, как Джейк оказался рядом со мной и сказал, что Роза Перрин будет рада меня видеть, и до тех пор, когда настала пора уходить.

Поэтому меня никто не должен увидеть.

Но… да, это действительно был голос доктора, а потом — мисс Карсон. И тут я их увидела. Они сидели вдвоем на стволе поваленного дерева. Я хорошо знала это место, потому что сама часто сидела на этом стволе.

Я подошла к ним сзади — в противном случае они бы меня увидели — и постояла некоторое время, наблюдая за ними. Они оживленно беседовали. Я не слышала о чем, но время от времени кто-нибудь из них смеялся, значит, они говорили о чем-то забавном. Доктор вел себя необычно. Я никогда прежде не видела его таким. А мисс Карсон… Она выглядела очень веселой. Она казалась счастливой.

Это было довольно странно — они оба в тот момент казались совсем другими людьми.

Я поздравила себя с тем, что услышала их раньше, чем они меня заметили. Иначе пришлось бы все объяснять, а мне совсем не хотелось признаваться, что я ходила к цыганам — даже мисс Карсон.

Я развернулась и тихо пошла домой.

После этого я еще раз ходила к цыганам. Роза Перрин сидела на ступеньках фургона и плела корзину, как в тот раз, когда я впервые ее увидела.

Она сказала мне, что Зингара уже уехала: нужно выполнять условия контракта. Люди в театрах очень любят ходить на ее выступления, сказала Роза, и она часто поет и танцует в больших городах — даже в Лондоне.

Мы немного поболтали. Роза спросила, понравилась ли мне Зингара.

— Очень, — ответила я.

Старуха сжала мои руки и сказала:

— Ты ей тоже очень понравилась.

В Коммонвуд-Хаусе что-то неуловимо изменилось. Но не поведение миссис Марлин — она была такой же капризной, как и прежде. Миссис Бартон уверяла, что хозяйка стала еще хуже. Она не ждала, пока закроется дверь, и начинала распекать доктора Марлина — снова и снова мы слышали, как она напоминает ему, что дом куплен на ее деньги и доктор всем обязан ей. Казалось, ей всем хотелось причинить боль. А поскольку Аделину было легче всего обидеть, миссис Марлин выделяла девочку и особенно сильно придиралась к ней. Она посылала за старшей дочерью и засыпала ее вопросами, чтобы проверить успехи в учебе. Аделина впадала в панику, терялась и путалась. Миссис Марлин сокрушалась, что родила такое жалкое создание, и намекала, что причина в неадекватности доктора Марлина и что ее вины в неполноценности дочери нет.

Мисс Карсон ждала, когда дрожащая, расстроенная Аделина выйдет из комнаты матери. Она вела девочку наверх, в классную комнату, где обнимала ее и вытирала слезы, приговаривая что-нибудь утешительное. Гувернантка уверяла Аделину, что она замечательно справляется с уроками и не должна обращать внимания на тех, кто утверждает обратное. Никто не причинит девочке вреда, пока мисс Карсон здесь. Сначала им придется иметь дело с ней.

Я обычно шла за ними следом и тоже старалась утешить Аделину. Она слушала и улыбалась. Обвив шею мисс Карсон руками, девочка прижималась к гувернантке.

К счастью, настроение Аделины легко менялось, и вскоре гувернантке удавалось убедить ее, что все хорошо — до следующего наводящего ужас вызова к матери.

Когда миссис Марлин в очередной раз потребовала, чтобы Аделина явилась к ней, мисс Карсон пошла к хозяйке вместо девочки. Эстелла, Аделина и я крутились у двери, ожидая, что произойдет.

Мы слышали громкий голос миссис Марлин и тихие ответы мисс Карсон. Спустя некоторое время гувернантка вышла. Лицо ее горело, глаза сверкали. Она выглядела очень сердитой. Я тогда испугалась, что ее уволят — и мысль о том, что ей придется уехать, приводила меня в отчаяние. Мы с Аделиной любили нашу гувернантку, и даже Эстелла признавала, что она «совсем неплохая».

Мисс Карсон поднялась к себе в комнату и закрыла дверь. Переполняемая дурными предчувствиями, я не выдержала и пошла к ней.

Она сидела на кровати и смотрела прямо перед собой. Я кинулась к ней, и она крепко обняла меня.

— Вы нас не покинете?! — со страхом воскликнула я.

Она не ответила. Вид у нее был несчастный, и я испугалась, что ей велено уехать.

— Я могла бы быть счастлива… так счастлива в этом доме, — сказала гувернантка печально, словно самой себе.

— Не уезжайте, — умоляла я, — не покидайте нас! Аделина этого не перенесет… и я тоже. Мы любим вас.

— Мое милое дитя, — ответила она, — я тоже вас люблю. Люблю этот дом, люблю… — Ее губы задрожали, когда она продолжила: — Миссис Марлин сказала, что я должна уехать. Она очень злая. Она ни о ком не думает, кроме себя. Бедный доктор… Что я говорю?! Ничего… ничего нельзя сделать, кроме…

Мне в голову пришла мысль: если миссис Марлин дала ей расчет, сделать ничего нельзя. Миссис Марлин всегда добивается того, чего хочет.